я думаю, что ей ничего не сказали.
Хизер кивнула и взглянула на камеру наблюдения в углу комнаты. Она уже смотрела на нее, когда села, и я подумала, не приходилось ли ей раньше лечиться в местах, где пациентов держат под наблюдением.
– Может быть, вы хотели бы что-нибудь кому-нибудь передать? – спросила я.
Хизер взглянула на Даниэля. Он чуть заметно качнул головой, и она кивнула, соглашаясь.
– Если вы расскажете, какую программу посещали, это очень поможет лечению, – сказала я.
Хизер, умоляюще глядя на Даниэля, коснулась его колена. Даниэль взглянул на ее бинты и повернулся ко мне.
– Мы жили в духовном центре на реке Джордан. Когда Хизер забеременела, мы уехали, потому что она не хотела там рожать. Нам звонили оттуда, спрашивали, как дела. Там живут хорошие люди.
Я уже слышала об этом духовном центре на реке Джордан, но знала только, что он пользуется хорошей репутацией.
Хизер снова расплакалась. Плечи ее вздрагивали.
– Они говорили, что я сама виновата, что потеряла ребенка.
– Они так не думают, милая, никто так не думает. Они просто хотели помочь. Ты очень хорошо держалась.
Хизер уже рыдала. Лицо ее исказилось.
– Они нам вечно указывали. Они…
– Хизер, перестань, ты сама не знаешь, что говоришь.
Даниэль беспомощно взглянул на меня.
– У них там свои правила, доктор Лавуа, но это только для того, чтобы помочь людям сосредоточиться.
Хизер и Даниэль, похоже, были разного мнения по поводу этого центра, но ей не хотелось спорить с ним при мне. Она все время поглядывала на него. Я все правильно говорю? Ты меня еще любишь?
Теперь она смотрела на него, судорожно сжимая одеяло.
– Мне даже не позволили попрощаться с Эмили.
Хизер уже второй раз упомянула некую Эмили.
– Эмили не хотела уезжать с нами, помнишь? Ей там нравится. Я знаю, ты по ней скучаешь, но сейчас тебе надо заботиться о себе и малыше…
Хизер съежилась, словно он ее ударил.
– Боже, милая, прости! Это машинально вырвалось.
Ее взгляд снова стал темным и пустым, руки бессильно упали на колени ладонями вверх.
– Я сама виновата, что потеряла ребенка. Ты на меня злишься.
– Ты ни в чем не виновата, Хизер, и я не сержусь на тебя, – сказал он так нежно и печально, что мое сердце дрогнуло. – Ты для меня важнее всего на свете.
– Нам же говорили не уезжать. Они говорили, что так будет лучше для ребенка. Наверное, они были правы. Я заставила тебя уехать, и малыш умер.
– Перестань, Хизер, – сказал Даниэль, поглаживая ее по спине. – Не говори так. Ну-ка, посмотри на меня.
Но Хизер уставилась на стену. Лицо ее ничего не выражало.
Мне не хотелось давить на нее, особенно теперь, когда она стала выпадать из разговора, но меня беспокоило, что она так упорно винит себя в потере ребенка.
– Почему
