делать.
Князь де Бутера-младший подошел к двум сидевшим на козлах.
– Вам следует отъезжать на площадь Порта-Нуова и встать у самого выхода. Приказ Монсеньора.
Привыкшие выполнять приказания карета и эскорт отбыли в указанное место.
С горечью на сердце проводив их взглядом насколько это было возможно князь как пораженный горем поплелся туда где его ждали, но туда вошел уже вполне пришедшим в себя.
– Вас дожидается карета Монсеньора с шестью эскортерами, – вполне твердым тоном проговорил он.
Пускай Монсеньора, пускай на том же месте где сидел этот отвратительный человек, Мальвази было все равно, главное с его гербами и людьми она повсюду проедет! И очень обрадовавшись этой перспективе в порыве радостных эмоций, даже не догадываясь какую боль причиняет молодому человеку, совершенно по дружески схватила его руку подбегая и поцеловала в щеку. Он был сполна вознагражден!
К отъезду давно уже было все готово, герцогини не было, она либо пошла спать, либо все еще крутилась на балу. Де Бутера с трудом нашел в себе силы не дать волю чувствам, а держа себя в руках пойти проводить княжну до кареты.
За ними же направились Дуэнья и Пираже.
Доведя их до лестницы выхода, где стояла карета, де Бутера сначала остановился, но затем не выдержал и опередив по спуску княжну, открыл ей дверь кареты.
Подходя к ней Мальвази только теперь поняла какую верную и неоценимую услугу оказал он ей против своей воли и в тягость себе, и понимая что она с ним сейчас делает прошла рядом, забираясь по подножке мимо него, не поднимая глаз, отводя их в сторону от его взгляда и не могучи ему даже на прощание ничего сказать. Она как забыла или не владела уже даром речи.
За Пираже дверца безжалостно закрылась перед лицом князя. Он все же нашел в себе силы не дрогнувшим голосом приказать кучеру:
– В Трапани!
Хотя нужно было только в его предместье Эриче, князь с расстройства уже переставал понимать. Слезы невыразимой обиды исказили его зрение и лицо и он прошел мимо удивленного берейтора.
…Простите князь я делаю правильно. Мы бы всю жизнь мучались.
Раннее утро нового дня, холодное, но светлое от поднимающегося с востока солнца, видимого на чистом небе из-за холмов окружающих Палермо. Поэтому еще как будто в туманной дымке пребывала неширокая гавань Ла-Кала, выдававшаяся из обширного залива Конка д’Оро и являвшаяся основным сосредоточием причалов и складов маленького порта. Свежие насыщенные парами тумана бризы с моря, обязательные по утрам, наносили холодной влажности на прилегающие к выдающемуся заливу улицы и площади, и в частности на площадь Фондерья, открытой на широкий полукруг, коим кончалась Ла-Кала.
Имея
