любили, и главное, крепко верили в ее мощь, но их своеобразный крестьянский патриотизм носил скорее хозяйственный, чем государственный характер. Сколько раз слышал я в Карпатах общесолдатское мнение: „Да зачем нам, ваше благородие, эту Галицию завоевывать, когда пахать неудобно“. Несмотря на такую гражданскую неподготовленность к войне, бригада воевала на славу»[94].
В силу целого комплекса причин (хронический дефицит боеприпасов, низкая обеспеченность по сравнению с противником вооружением, некомпетентность высшего командного состава) боевые действия сопровождались колоссальным потерями личного состава действующей армии. В частности, за год боевых действий (ноябрь 1914 – октябрь 1915 г.) 15-й Сибирский стрелковый полк потерял убитыми и умершими от ран 883 чел., ранеными и больными 3968, пропавшими без вести и попавшими в плен 4651 чел., всего 9517 чел. при штатной численности полка порядка 4 тыс. чел. Безвозвратные потери 29-го Сибирского стрелкового полка с 14 сентября 1914 г. по 20 июля 1917 г. составили 1208 убитых и умерших от ран, 4953 пропавших без вести. В 1917 г. несколько изменяются причины потерь. Согласно журналу военных действий 2-го Сибирского армейского корпуса с 24 января по 21 октября три дивизии соединения понесли следующие потери: расстреляно за отказ идти в атаку – 24 чел., 25 убито, 99 ранено и контужено, четверо перебежали к немцам[95].
Братская могила погибших в ходе газовой атаки немцев. 5-й Сибирский корпус. (Из коллекции Новосибирского краеведческого музея)
В кампаниях 1914–1915 гг. была уничтожена большая часть кадровых офицеров. К осени 1917 г. в полках только 4 % офицеров имели подготовку в объеме нормального военного училища, а остальные прошли ускоренный курс обучения или были произведены из солдат и унтер-офицеров. Примерно 80 % офицерского корпуса являлись выходцами из крестьян[96]. Всего за годы войны офицерами стали 220 тыс. чел., и, как верно подметил С. В. Волков, к 1917 г. офицерский корпус «практически соответствовал числу лиц, имевших какое-либо образование: все такие лица призывного возраста, годные по состоянию здоровья к военной службе, становились офицерами, то есть офицерские погоны носила почти вся молодая российская интеллигенция»[97]. Не случайно военный журналист Вс. Н. Иванов заметил: «А между тем уже и царская армия последнего периода была армией прапорщиков»[98]. В литературе утвердилось негативное отношение к ним, поскольку за три – четыре месяца обучения нельзя подготовить полноценного командира. Будущий атаман, а во время войны есаул, Г. М. Семенов квалифицировал их как «суррогат офицеров, который ни по своей подготовке, ни по воспитанию не подходил к предназначенной ему роли. Офицеры военного времени, т. е. офицеры поневоле, естественно, не могли иметь должного авторитета в глазах солдат, не имея сколь-нибудь удовлетворительных военных знаний. Многие из них вышли из среды революционно-настроенной русской общественности и свою роль понимали своеобразно,
Фабрика Ю. А. Новониколаевск и его жители…. С. 42.
Голиков В. И., Чернов К. А. Указ. соч. С. 423.
Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республики Советов 1917–1920 гг. М., 1988. С. 26–27.
Волков С. В. На углях великого пожара. М., 1990. С. 53.
Иванов Вс. И. Душа армии // Иванов Вс. И. Огни в тумане: Рерих – художник – мыслитель. М., 1991. С. 154.
