скользнула к горизонту. В ничего не выражающих глазах мстителя плясали языки огня. Оранжевые, как утонувший в кипящем озере экскаватор. Как втоптанная гусеницами в грязь строительная каска. Может быть он остановил бульдозер, чтобы послать врагу последнее проклятие?
– Пусть демоны сожрут твой желудок до того, как попадешь в ад, – прошептали потрескавшиеся губы мстителя.
И когда прозвучали эти слова, Гарри Коберн был уже мертв…
…По пустынной, анакондой извивающейся дороге, ведущей из этих Богом забытых мест, понуро брел смуглый человек в изорванном, перемазанном грязью костюме. Кровь стекала по рукаву и увлажняла корку засохшей глины на манжете. Кровь сочилась из свежей рваной раны на его лице. Забытая, так и не прикуренная сигарета свисала из уголка рта. Человеку не было никакого дела ни до крови на рукаве, ни до сигареты. Целью своей жизни он положил отомстить тринадцати грязным гринго и в течение долгих лет добивался ее. И что теперь? Цель достигнута, однако он не испытывает удовлетворения. Вперед лишь пустота и мрак. Лучше бы он сгорел в котловане вместе с последним из подонков…
… На обочине дороги терпеливо ждал хозяина потрепанный фиолетовый «кадиллак» с распахнутой дверцей. Меднокожий мститель забрался в нутро, пахнущее горячей кожей, соленым потом и почему-то свежим пороховым дымом, и положил ладони на руль. Ехать было некуда и незачем.
В затылок человеку за рулем вдруг уперся ствол пистолета. Меднокожий перекатил языком мятую сигарету в другой угол рта, утопил кнопку прикуривателя и только тогда посмотрел в зеркало над лобовым стеклом. В зеркале отразились синюшные, болезненно раздутые губы чужака.
– Заводи колымагу, – нетерпеливо затряслись губы. – Быстро. Мы едем в Тинто-Брассо.
Меднокожий пожал плечами.
– Хвала святой матери Терезе, мне там делать нечего. Впрочем, как и везде.
Издалека донеслись пока едва слышные, похожие на комариный писк, завывания полицейских сирен. Индеец остался невозмутим, а губы на заднем сидении испуганно шарахнулись в сторону. В зеркальце на миг показался столб черного дыма на горизонте. Потом ствол надавил сильнее, и индеец сильней ощутил запах сгоревшего пороха. Значит, из пистолета недавно стреляли…
– Живо, ну! – приказали вновь заслонившие дым губы. Чужак надсадно, хрипло дышал, словно бежал к «кадиллаку» от самого Сан-Жмерино. – Если полицейские ищейки все-таки схватят меня, ты умрешь первым!
Кнопка прикуривателя выскочила, и смуглолицый не спеша раскурил сигарету. Без удовольствия выпустил струю дыма в незакрытую дверь. И спокойно ответил:
– Можешь стрелять. Можешь сдать меня полицейским. Хвала святому Себастьяну, я свое дело сделал, и терять мне нечего!
Губы озадаченно приоткрылись, и между ними скользнул пухлый, едва помещающийся в рот язык.
– Значит, пожар на стройке – твоя работа?
