начальника, майор Горячев тоже потерял спокойствие, – Интересно мне, под кем она лежит?
– Под депутатами, знамо дело, – откликнулся невидимый из кабинета старлей Фролов, потянуло «беломором», – Сегодня надерется в хлам, завтра операцию завалит, и хоть бы хны, погоны на месте. Помните, как зимой по ее милости Ваську ранили? Медицина чуть не загнулась, пока его штопала, а капитанше – все трын-трава. Рапорт на нее подали, чин чином, а в ответ – типа, сам виноват.
Скрип-скрип. Ивасик вспомнил, как два дня тому Павлова влетела в кабинет и швырнула на стол перчатки. Он только что разгреб стол от барахла и сидел в блаженном безделии. Перчатки поехали по вытертому лаку и шлепнулись точнехонько на ширинку форменных брюк. И Павлова с равнодушной улыбочкой, как ни в чем не бывало, переклонившись через стол, сгребла свое хозяйство с причинного мужского места… Естество, понятно, встало дыбом, конфузно оттопырив штаны. Как тогда Ивасик покраснел!
А сегодня с утра Павлова вошла в кабинет и заперла за собой дверь. Ивасик даже не успел сообразить – что, как, почему, а Павлова накинулась на мальчишку с жадностью голодной кошки, содрала, губя пуговицы, рубашку, закатила юбку под грудь… И трахнула парня в отвратительно неудобной позе. Именно она его трахнула, а не он ее – он даже не успел понять, что, где, когда.
Теперь он ждал Павлову, надесь объясниться виноватым шепотом.
– Эй, молодой! – одернули из коридора, – Хорош ящик мучить, дуй сюда с документами по больничной мокрухе, без Павловой обойдемся.
– Сергей, давай… Давайте… – рухнув на кресло в вагоне, Лунгин запнулся, не зная, как обращаться к Пеплу – на «ты» или «вы». Ситуация щекотливая. Этот человек, с одной стороны, спас его сына, а с другой – рецидивист, уголовник…
Пепел молча наблюдал работу мысли на лице старшего Лунгина. Сей хмырь симпатии вызвать не мог. И хоть видел Сергей колонкового барыгу первый раз в жизни, хлебнул Ожогов всякого вдоволь, научился с одного, беглого взгляда оценивать встречного и делать о пациенте верные выводы.
Надо ли говорить, что это драгоценное умение Пепел не любил тратить на анализ имбецилов типа свалившегося на его голову папаши-Лунгина. Но относится к попутчику как-то иначе, кроме как к вынужденному деловому партнеру, Пепел не имел права: до далекой разгадки кем-то сочиненного кроссворда Ожогов заинтересован, чтобы оба Лунгина ошивались в пределах видимости. И чтобы отношения не были натянутыми. Лучше – по возможности доброжелательными. Поэтому Пепел наступил на гордо собственной песне и обронил:
– На «ты».
Кстати, когда предлагаешь обращаться к тебе на «ты», а сам продолжаешь «выкать» – это зеркальным образом вызывает у собеседника какого-то особенного толка уважение.
– Сергей… – начал Лунгин и опять запнулся.
А вот это обращение коробило: «Сергей» остался где-то в далеком прошлом.
– Сергей,
