align="center">«В сетке глаз, в сплетеньи рук…»
В сетке глаз, в сплетеньи рук
Ночь луной горит на небе
И не слышен даже звук
В пустоте ночного бреда.
Тенью свет ползет по стенам.
Тишина, нелепо вскрикнув,
Вновь скользит по тонким венам
Острым лезвием от бритвы.
И куда-то ночь уходит
Новым звоном пустоты,
А над нею верховодит
Яркий луч чужой звезды.
«Через годы и века я кричу в седую вечность…»
Через годы и века я кричу в седую вечность,
Что мне хочется не видеть в мире слез о сыновьях.
Наша злая и тупая молчаливая беспечность
Поощряет вновь войну, кровь и тошнотворный страх.
Через реки и леса я бегу от войн и боли
И хочу не видеть слез в этих девичьих глазах.
Но догнали и убили, бросив душу в лужу крови,
И остался я лежать с тусклым взором в небеса.
Через кровь и стоны боли больше не летят слова —
Я лежу в траве высокой и пробита моя грудь.
Надо мной седая вечность и пустые небеса,
А душа летает где-то и ее уж не вернуть…
«Далёкий край, ушедший рай —…»
Далёкий край, ушедший рай —
Душа грустит по дням минувшим.
Забыты радость и печаль —
Осталась грусть. Мне очень скучно.
Струна молчит и не звенит,
Строка ложится тихо в клетки.
А, может, плюнуть и забыть,
Налив вина, принять таблетки?
Но скука льётся из меня
И капает, как кровь, на строки.
Молчит и не звенит струна,
А сны мои опять жестоки…
«А через сотни лет отыщут…»
А через сотни лет отыщут
Моих бумаг поблёкший цвет
И тихо скажут: «Что он пишет?
У нас уже такого нет».
Но поместят стихи в музеи.
И будут люди приходить,
На строки жёлтые и песни
Смотреть, меня благодарить.
И я незримо буду с ними —
Я буду слушать их слова,
Покоем наслаждаясь мнимым,
И буду петь им тихо я.
«Если жить, то жить привольно…»
Если жить, то жить привольно,
Если плакать, то от ветра,
Если драться, то беззлобно,
А любить, то беззаветно.
Если верить – верить свято,
Быть счастливым, то безмерно,
Горе помнить, то не надо,
А надеяться, то слепо.
«Роняет горько слезы мой ангел на плече…»
Роняет горько слезы мой ангел на плече,
А я, в себе плутая, не знаю, что сказать.
И вновь смотрю на то, как близится рассвет,
Который вновь готов дарить и отнимать.
Но слишком еще молод всесильный тот рассвет,
Чтобы дарить и красть, чтобы судьбу ломать.
Но почему-то
