сбегать, покормить сына…
Иронически кривя губы, Малахов смотрел на женщину в упор.
– Ой, и воистину! – Катя взмахнула руками и вскочила. – Мать именуется. Вовсе тут с тобой про дитя…
Вскочив, она суматошно принялась за поиски деталей скромного туалета, бесстыдно сверкая наготой перед мужскими глазами.
– Эх ты, мамаша, – он укоризненно покачал головой. – Катя, а отец сам своего сына покормить уже не в состоянии? Насколько я понял, вы, хоть с ним и развелись, живете вместе в одной квартире?
Натягивая на себя простенькие трусики, женщина неопределенно и даже больше смущенно пожала плечами:
– Вместе. Но он зараз, небось, вдрызг пьяный валяется.
– Так он же у тебя не работает. Откуда у него деньги на выпивку? – удивленно потянулся глазами Малахов.
Застегивая ремень на камуфляжных брюках, Катя фыркнула:
– Он пенсию мает.
– Пенсию? С какого еще такого боку-припеку?
Уловив в его словах иронию, женщина невольно встала на защиту своего бывшего мужа:
– А почто ты дивишься? Он служил в Афгане. Там год шел за три. Прыгал. И тут ему год за полтора капал. Вот он и понабирал к своим тридцати годам двадцать лет выслуги. И дня лишнего после служить не стал. В тот же день настрочил рапорт.
Поправив на себе портупею, мужчина кинул на застегивающую на себе тугой лифчик женщину снисходительный взгляд:
– Катюша, если не секрет, кто из вас и кого бросил?
– Он меня кинул, а я его вытурила.
– Это как? – Жека озадаченно хмыкнул.
Справившись с непокорной вещицей, Катя облегченно выдохнула:
– В 92-ом году многие офицеры укатили в Россию, а их жены, их боевые подруги, остались. Те, что поспели развестись. Бабы, что родом с этих мест. По-разному укладывалось. И баб в городке встало раза в три больше, чем мужиков. И до того нравы были не дюже строгие. И погуливали наши мужья. А тут раздолье встало. Вот мой тут и ударился во все тяжкие. У нас много квартир пустых стояло. Выбирай любую и живи. Мой сошелся с одной разведенкой и водился с ней.
– А ты?
– А я подала на развод. И мы разбежались. А со временем порядок внесли. За два-три года дивизию укомплектовали офицерами. Жилья стало не хватать, самовольных захватчиков повыгоняли в шею. Вот мой бывший и возвратился. Прописан-то он у нас. Да и ордер на него был начеркан. Обитает он в маленькой комнатке. Чужой человек. Одним словом, жилец, да и только. Приелся он мне до чертиков…
В женских глазах плеснулась горькая обида и еще что-то личное, очень затаенное и глубоко спрятанное.
– И вы не разговариваете?
– Нет. Я с ним не знаюсь. Когда он трезвый, что бывает-то редко, может поиграть с сыном. И ребенок к нему тянется. А получит пенсию, немедля отходит в нескончаемый загул. Утром продерет зенки и тут же бежит на «точку». Местные самогонку варят.
