и подлое убийство никакой надежды на собственное спасение ей не оставляло. Если этот дикарь так жестоко расправился со своим товарищем, то ее саму ничего ладного не ждет. Сперва хладнокровный убийца вдоволь поизмывается над беззащитной жертвой, а потом лишит ее жизни…
– А-а-а! – разнесшийся по лесу отчаянный крик всполошил всех его обитателей, растревожил птиц, стаями закруживших над вершинами.
Вопль заставил Хорилартая ускорить шаг, но не лишил охотника присущей ему осторожности. Быстрее заскользил он по земле, мягче и пружинистей стала его походка. Впереди блеснула светлая полоска, и он, пригнувшись, выглянул, раздвигая рукой густую листву…
Вытерев лезвие ножа об край одежды убитого им напарника, Тикбул хищно прищурился, и по кругу полетели раскаты его истерического смеха, обдали девушку новой волной леденящего душу страха.
Плохо соображая, но стремясь любыми способами покинуть гиблое место, Баргуджин-гоа, извиваясь своим худеньким и гибким тельцем, поползла, царапая в кровь об прибрежную гальку нежные пальчики, сдирая кожу с ладоней. Безотчетное желание спастись подгоняло ее.
– Куда, дивана?! Убью! – увидев, как ускользает его жертва, Тикбул недоуменно моргнул, но быстро успокоился.
До берега далековато для того, кто ползет со связанными руками и ногами. Он в два-три хороших прыжка сможет ее догнать. А потому из-за подлого желания продлить ее невыносимые душевные и физические терзания, он неслышно ступал за нею, наслаждаясь видом ее мучений.
– Попалась, дивана! – когда до воды осталось с десяток его широких шагов, он схватил девушку за ногу, потянул на себя.
Переворачиваемая на спину, Баргуджин-гоа отчаянно закричала:
– А-а-а!
В один миг она осознала, с обреченностью поняла, что все оказалось напрасно. Ее отчаянная попытка спастись, уйдя навечно в воду, была тщетна. Ей никуда от своей страшной судьбы не убежать. Ей этого не позволят. Лицо насильника приближалось, она крепко зажмурила глаза, пронзенная дрожью обмякла, готовая к самому наихудшему…
Теперь у Хорилартая не оставалось сомнений в намерениях человека на берегу. И он успел упрекнуть себя за то, что не выстрелил в степняка, пока тот шел во весь рост и представлял собой очень удобную мишень.
А теперь он боялся, что стрелой ненароком угодит в беззащитную девушку. Бормоча сквозь зубы безмолвные проклятия, он неслышной тенью метнулся к клубку двух тел, туго сплетшемуся возле берега.
– Гы-гы! – довольно урча, Тикбул подрагивающими от нетерпения руками разодрал тонкую материю, обнажил девственно-белую грудь и восторженно заверещал, увидев перед собой два нежно-розовых соска, возвышающихся над упругими выпуклостями.
Облизнув пересохшие губы, он шершавым язычком коснулся одного из двух острых комочков нежной плоти, с торжествующим восторгом ощущая, как от его прикосновения девчонка дернулась всем телом…
