Китая. Я знаю хитрые проделки любого вора-разбойника тюрка из Хорезма. Одного лишь взгляда мне достаточно, чтобы распознать ложь и вывести обманщика на чистую воду…
– Что еще умеешь ты? – в женских глазах вспыхнул интерес.
– Я могу торговаться не хуже, чем найманы…
Пленник ничуть не лукавил. При желании он сумеет не хуже их сторговаться, купить задешево нужную в хозяйстве вещь или же весьма дорого сбагрить на сторону никому ненужную безделушку.
– Я умею мастерить прочные щиты и конскую упряжь. Могу еще починить любую застежку и выковать подобную. Писать по-китайски и по-уйгурски. Я был внутри Китайской стены и знаю много разных и полезных вещей. Мое тело немощно, но могу во многом пригодиться…
– Не слушай его, госпожа, – обронил шаман. – Он принесет всем нам несчастье. Посмотри на него. Злые Духи сидят в нем. Они крючат его!
И вдова Добун-Мергена тут поколебалась. Как и все ее сородичи и соплеменники, она была суеверна, хотя и до крайности никогда не доходила, умела разумно отделять созданное их жизнью необъяснимое от творимого самими людьми.
Но она пока не знала, к какому ей прийти решению. В хозяйстве всегда пригодится умелый ремесленник. Такой человек им нужен.
Почуяв обостренным нюхом прожженного интригана все колебания и сомнения женщины, шаман подступил к ней и торопливо зашептал:
– Госпожа, тебе известно, что наш скот гибнет от странной болезни. Тебя и саму гнетет неведомая болезнь. Прогневавшимся на нас Духам Синего Неба требуется жертва…
Уголки красивых женских губ неприязненно покривились. Алан-Гоа сразу сообразила, куда дует ветер из уст шамана. Правда, в его вещания она и раньше сильно-то не верила, а с какого-то времени и подавно.
– Жертва говоришь? – для вида засомневалась она.
– Да-да, жертва, – шаман, поддавшись на ее уловку, обрадовался, закивал головой. – Человеческая жертва. Вот она, стоит перед тобой, моя госпожа! Духи требуют от нас именно человеческой жертвы! Они сами и послали к нам чужеземца, указали нам на него…
Остро ненавидя шамана и понимая, что тот задумал, Атульген понял, что собственная жизнь его повисла на волоске судьбы, ничего не стоит.
Видел он и то, как сомневалась госпожа, как взволнованно – не за его ли горькую судьбу? – вспыхнули ее дивные глаза.
Но рядом с ее прекрасным лицом зловеще маячил широконосый лик шамана с обиженно опущенными уголками губ, что само по себе уже не предвещало ничего хорошего.
Настороженно поводя головой, странник ловил на себе хитрые, полные подозрительности и злобы взгляды воинов. После первых же слов шамана они перестали улыбаться, угрожающе сгрудились вокруг него, все больше окружая его тесными рядами.
Атульген сознавал, что вся его жизнь теперь зависит только от него самого, от его ума и умения находить самые нужные и доходчивые до людского разума слова. Он понимал, что
