делал первые шаги в сценической карьере. Боже, как у него колотилось сердце!
Со всех концов залы послышался одобрительный шепот, в то время как Сиб с дрожащей рукой и опущенными глазами нерешительно приближался к даме в трауре. Заметно было, что он привык к лохмотьям, которые нисколько не стесняли его.
Ему сделали овацию, что окончательно смутило его.
Вдруг герцогиня встает, смотрит на него, откидываясь назад, открывает объятия.
Из ее груди вылетает раздирающий душу крик:
– Это он!.. Он!.. Я узнаю его!.. Это Сиб… этой мой ребенок!
И она притягивает его к себе, прижимает к своему сердцу, покрывает поцелуями. Он все молчит. Она плачет, на этот раз настоящими слезами, и восклицает:
– Мой ребенок… это несчастное маленькое создание, просящее у меня милостыню!
Это начинает волновать Сиба, и, хотя ему запрещено разговаривать, он не выдерживает.
– Я ваш ребенок? – спрашивает он.
– Молчи! – говорит тихонько мисс Уестон.
Затем продолжает:
– Небо в наказание отняло его у меня и вот сегодня возвращает!
Она произносит все эти отрывочные фразы среди рыданий, покрывая Сиба поцелуями, обливая его слезами. Никогда никто не ласкал так мальчика, никто не прижимал так к своему трепещущему сердцу!
Герцогиня, прислушиваясь, вдруг вскакивает.
– Сиб, – кричит она – ты меня никогда больше не покинешь!
– Нет, мисс Анна!
– Да замолчи же! – говорит она, рискуя быть услышанной в зале.
В это время дверь в хижину неожиданно отворяется, и на пороге показываются двое мужчин.
Один из них муж, другой – судебный следователь.
– Возьмите этого ребенка, – говорит муж следователю. – Он принадлежит мне!
– Нет, это не ваш сын! – отвечает герцогиня, таща Сиба в другую сторону.
– Вы не мой папа! – восклицает мальчик. Пальцы мисс Уестон так сильно сжимают ему руку, что он не может удержаться от крика. Но крик этот приходится кстати и ничем не мешает ходу пьесы. Теперь герцогиня – это уже мать, защищающая своего ребенка, это львица, которая никому не отдаст своего львенка!
К тому же и львенок, принимающий все за правду, начинает сам защищаться и, вырвавшись из рук герцога, бежит к герцогине.
– Ах, мисс Анна, – говорит он, – зачем же вы мне говорили, что вы не моя мама!
– Да замолчишь ли ты, несчастный! Молчи же! – шепчет она, тогда как герцог и судебный следователь, видимо, совсем озадачены.
– Да, да, – отвечает Сиб, – вы моя мама… я ведь говорил вам, мисс Анна, что вы моя настоящая мама!
Зрители начинают догадываться, что это «не входит в роль». Слышится шепот, смех. Некоторые шутки ради аплодируют. А между тем им, скорее, следовало бы плакать, так как бедный ребенок, думавший, что нашел свою мать в герцогине Кендальской, был достоин сожаления!
Мисс Анна Уестон почувствовала всю смешную сторону своего положения.
