оценивающе оглядела бабу Машу. Свечение потухло, стало неинтересным. Еда была лучше.
Маруся направилась туда, где проходили ненавистные пятиминутки и где за шкафом стояли ее миски.
В ординаторской никого не было. Маруся спокойно поела, забралась на диван и начала приводить себя в порядок. Тщательно вылизала бока, живот, вымыла уши. Когда принялась за хвост, дверь открылась, и появился врач.
Среди всех больших людей Маруся различала только бабу Машу и его. Бабу Машу за оранжевый свет. А этого – за рост и голос. Врач был гигантом и говорил басом, иногда дающим оттяжку в хрип. Кроме того, он никогда не брал Марусю на руки, что она особенно ценила, и назвал «котэ».
– Ты здесь, котэ? – спросил Большой Врач и зажег свет. – Значит, будем вместе дежурить?
Маруся сощурила глаза.
– Сиди, сиди, – сказал Большой Врач, хотя Маруся не сделала ни единой попытки встать. – Я тут сбоку чаю попью, – и загремел чашками.
Маруся продолжила умывание.
Дверь снова раскрылась, и вошел еще один врач. Этого Маруся не отличала от прочих – такой же шуршащий халат, стучащие каблучки и сладкий запах духов вперемешку с табаком.
– Поставил чайник? – спросил Врач Поменьше. – Я бутерброды принесла.
– Доставай. И дверь прикрой, покурим.
Запахло дымом.
Маруся перебралась на подоконник. Села спиной к людям и начала изучать заоконный пейзаж.
Стремительно темнело. В соседнем корпусе одно за другим зажигались окна. Загорелись и фонари вдоль дорожек. Их туманные круги освещали серый ноздреватый снег на газоне и полузамерзшие лужи на асфальте.
Чуть дальше, за забором, шла дорога, по которой непрестанным потоком катили машины. Маруся с удовольствием наблюдала за перемещением огней: белых в одну сторону и красных – в другую. Она давно сообразила, что жизнь маленьких подвижных огней зависит от двух больших и неподвижных – зеленого и красного. Маруся была готова часами следить за сменой сигналов светофора и движением автомобилей.
Зеленый – красный.
Движение – пауза.
Жизнь – смерть.
Большой Врач подошел к окну, взглянул. Воскликнул:
– Опять пробка! Скоро по Москве только на вертолете и проберешься. А ведь десять лет назад здесь была глушь да тишь. Блин, Анька, я ж здесь уже двенадцать лет!
– И еще двенадцать просидишь, – откликнулся Врач Поменьше. – Другой на твоем месте давно бы профессором стал.
– Ты же знаешь, не люблю я эту суету.
– Дурак ты, Паша. С твоими руками и твоей головой…
Большой Врач отошел от окна, а Маруся свернулась клубком, уткнула нос в белый подоконник.
Белое – это покой. Благодать, как говорит баба Маша.
Поэтому она первой стала звать кошку Марусей. И иногда – тезкой, Марией.
А той было все равно:
