знаете, какие это непередаваемые ощущения, когда там колются бородой.
Он прижал две женские ладошки под столешницей к собственным бедрам, и богини захохотали. А голова тем временем, очевидно, оценила незавидную перспективу своего будущего существования, и попыталась возмущенно помотать – собой! Ничего хорошего из этого не получилось. Она завалилась набок, явив всем ровный срез шеи, и заверещала:
– Смерть! Смерть всем – всему миру, всему сущему! Смерть! Смерть!!!
– Ну, смерть, так смерть, – согласился с головой Алексей.
Он взял теперь бокал Афины и наклонил ее над Вельзевуловой головой. От огневки плоть на черепе противно зашипела, почернела, и стала истаивать так стремительно, что кусок дьявольского отродья не успел еще раз постращать собравшихся.
– И зачем все это? – недовольно громыхнул на другой стороне стола Зевс.
– Как зачем? Вы же сами сказали, что две головы связаны между собой. Пусть второй череп задумается – стоит ли воссоединяться… с такой-то перспективой. А сомнение противника – первый шаг к его поражению. Не помню, кто из великих это сказал.
Кронид с подозрением посмотрел на него, словно хотел спросить: «А не сам ли ты сейчас придумал эту фразу?». Сказал же он совершенно другое:
– Вот это ты и скажешь второму черепу – когда его найдешь.
– Опять я?! – притворно возмутился Сизоворонкин, – других героев нет?
– Говори, чего ты теперь хочешь? – понял его нехитрую интермедию громовежец.
– Я так понимаю, что где-то лежит моя собственная тушка, – начал Алексей; Зевс кивнул, – вариантов несколько. Или я лежу в коме с проломленным черепом (он погладил хрустальную макушку Вельзевула) в обычной клинике, или с промытой башкой в психбольнице. Так вот – я хочу, чтобы к тому моменту, когда вы решите, что я больше тут не нужен, и отправите меня в собственное тело, мое тело должно быть вот таким!
Он встал со скамьи, и напряг мощную фигуру так, что зарделась даже Гера рядом с громовержцем. Зевс недовольно нахмурил брови, бросив взгляд на супругу, но сказал вполне спокойно; даже торжественно:
– Да будет так!..
Утром – если это действительно было утро – Сизоворонкин проснулся от деликатного покашливания. У двери стояли сразу две богини – Артемида с Афиной. Из-за спины красавиц прямо в глаза полубогу било нереально большое ласковое солнце.
– Или это отражение моей последней мысли? – принялся усиленно моргать Алексей.
Он вскочил с ложа – могучий, неудержимый – готовый к новым подвигам. Например, к таким же, какие свершал с богинями в эту длинную незабываемую ночь. Дочери Зевса сейчас стояли скромными; даже потупившими взоры. Они смотрели не на своего сегодняшнего героя, а на какие-то тряпки, которые были аккуратно свернуты на их руках. Рук, как у всех приличных человеческих богинь, было по паре. Хотя ночью Лешка за это бы не поручился – казалось, женских конечностей в постели было на удивление много; ртов гораздо
