от неизлечимой хворобы – младшенькую в многодетной семье.
– Дмитрий, народная медицина ждать не может, – кокетливо родила сквознячок ресницами дама. И этот сквознячок должен был означать, что делу время, а секретаршам – час. Пусть и таким смазливым. Хотя, если присмотреться, ничего особенного.
– Куда?! – возмущенным окриком пришпилила Наташенька к месту намылившегося ускользнуть Толика. – Ты это барахло мне на добрую память оставил? – Она правильно поняла ухмылочку дамы: у женщин свои секреты. Но враждовать с рекламодателями себе дороже.
– Народная медицина в прошлый раз «рыженькую» поленилась доплатить, – недвусмысленно напомнил Дима и отчужденно отвернулся к окну. Взгляд Димы невольно выцепил встречный взгляд из здания напротив. Старый вахтер дожидался, когда редакционные девушки, оставшись одни, начнут переодеваться.
– Я действительно лучше от руки, на желтой бумаге, – вяло махнул ладошкой Толик – дескать, оставьте меня в покое. И забормотал, чтоб не забыть: – Буржуев, Буржуев, Буржуев… – поправлять его не стали – бесполезно. Славился Толик в редакции талантом перевирать фамилии, даты и заголовки. Наивысшим спортивным достижением верстальщика был «День святого Огурея» вместо «Андрея». Молодая корректорша по робости исправлять не рискнула. Потом читатели долго донимали редакцию письмами с наказами поведать о загадочном празднике поподробней и растолковать, можно ли в этот день не поститься.
– Верни ее на место! – Наташа всерьез испугалась, что машинка так на ее столе и останется.
– Дык она ж тяжеленная! – бросил через плечо и искренне развел руки Толик. Ему хотелось уйти просто и достойно. Cлушать препирательства журналиста и клиента ему не хотелось. Потому что «рыженькая» его не касалась. Вот если бы Галина Алексеевна обратилась лично к Толику, например с просьбой сделать ее помоложе на предназначенной для публикации фотографии, или добавить что-то такое демоническое во взгляде…
– Кто старое помянет, тому глаз вон, – Галина Алексеевна постаралась выдохнуть пословицу как можно обольстительнее. Сто рублей для нее были не деньги, но и с не деньгами она не привыкла легко расставаться.
– Никто не забыт, и ничто не забыто, – Дима хитро улыбнулся Галине Алексеевне.
Кровь прилила Наташе к щекам, от чего блондинка стала еще краше. И каждое ее слово наполнилось весом:
– А я вот забуду в ведомость по зарплате твою фамилию включить…Ну-ка, живо!
– Давайте будем считать, что я вам их должна, – предложила народная целительница, покидая центр кабинета, чтобы пропустить Толика к пишущей машинке.
– Ну и язва ты, Наташка! – проворчал верстальщик, в рывке принимая груз на вытянутые руки.
– Бог в помощь, – ангельски улыбнулась секретарша. Как умела улыбаться только она.
Раскрывшаяся дверь впустила свежую порцию коридорного диалога:
– А где народ?
