этих зарослей обвалившиеся лазы не то в пещеры, не то в древние, времен Первой мировой войны, землянки было почти невозможно. Но во время походов Марии и Оксаны на стирку к Северному пруду Оксана показала матери несколько лазов, где она пряталась, когда «сбежала из хаты». А потому землянка, которую они выбрали, была лишь снаружи похожа на кротовью нору. А в глубине, в двух метрах от узкого лаза, эта нора расширялась и поднималась в маленькую, но сухую и никакими дождями не заливаемую пещеру.
За три ночи Мария и Оксана вручную, без всяких лопат, расширили этот лаз так, что смогли протащить в него бабушкин матрац, а потом вновь засыпали дерном и землей настолько, что лишь девчоночья худоба позволяла Оксане протиснуться внутрь. И это действительно спасло ее от угона в Германию – уже с октября 1942-го немцы, взбешенные своим отступлением от Москвы, ожесточенным сопротивлением Ленинграда и Сталинграда, стали открыто грабить «освобожденную» Украину («Вы не можете даже представить, сколько в этой стране сала, масла и яиц!» – объявил немцам Герман Геринг). Зондеркоманды облавами прочесывали каждый квартал и сгоняли молодежь на призывные пункты для отправки в Германию. Всех, кто пытался укрыть своих детей от «добровольного призыва», карали огромными денежными штрафами и изъятием живности – свиней, гусей, кур…
Правда, каким-то совершенно непостижимым образом слухи о каждой предстоящей облаве облетали город быстрей колонны немецких грузовиков и мотоциклов. Точнее – немцев выдавала их европейская организованность. Когда у зданий гестапо, полиции или гебисткомендатуры раздавался рев сразу двух десятков моторов, то тут же взлаивали все дворовые собаки не только на ближайших улицах, но и дальше, вплоть до окраин. И полтавчане спешно прятали своих детей в сараях, погребах и на чердаках, а Мария бегом отправляла Оксану в нору-землянку у Лавчанского Пруда.
Поначалу эта игра даже нравилась Оксане. Лежишь себе в темной пещерке и вспоминаешь довоенную жизнь. Песни из любимых фильмов «Вратарь», «Дети капитана Гранта», «Искатели счастья», «Волга-Волга»… Или: «В парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир расцветает миндаль…» Конечно, петь у немой Оксаны не получалось даже в темной пещере – слова застревали в горле. Но мычать «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…» – это она могла, ведь никто ее мычанье не слышал.
В начале ноября выпал первый снег, а в конце ударили морозы. Отлеживаться в холодной землянке Оксане стало невмоготу даже во время облав. Вместе с матерью она перетащила туда почти всю теплую одежду, которая была в хате, но что у них было? Еще до того, как Мария бросила работу и лишилась самой высокой зарплаты, которую немцы платили наемным украинцам – 850 советских рублей в месяц, она регулярно продавала на рынке все ценное, что было в хате – свою и покойной матери одежду. Потому что иначе было не выжить – хлеб на базаре стоил 100 рублей за кило, сало и масло –1500 рублей за кило, молоко 50 рублей за литр, а яйца 10 рублей за штуку. И рынок на всю Полтаву был один – все тот же Центральный, рядом с церковью между улицами Шевченко и бывшей Чапаева. Там стояли ряды деревянных прилавков, за которыми хамоватые перекупщики
