вглядывалась в лица встречных, и удивление ее все возрастало.
«Когда это произошло? – думала она. – И почему я раньше этого не замечала?»
Вероятно, раньше этого и не было. Вот этого растворения, почти полного исчезновения в толпе тех людей, с которыми ей хотелось бы перекинуться парой слов. Их просто не стало! Как странно… Не стало улыбок в ответ на случайный взгляд, осмысленность исчезла из глаз. И вместо всего этого в привычном пространстве вагонов, станций, переходов воцарились равнодушие и враждебность – странное, странное сочетание! То есть были, конечно, отдельные люди, в основном молодые, которые скрашивали общую картину. Но в целом она стала теперь безотрадной – непонятно, навсегда ли; может быть, переменится.
«Вот переменится, тогда и буду ездить снова», – решила Тамара.
С того дня в метро она стала спускаться только в случаях крайней необходимости, в основном же ходила пешком или вызывала такси, благо это стало теперь несложно.
А в Махру привыкла ездить электричкой – полтора часа до Александрова, потом еще полчаса автобусом. И хоть вместо автобуса Тамара, конечно, подряжала на александровском вокзале машину, все равно дорога получалась хлопотной. Но Махра вообще была странным выбором ее жизни, и неудобный путь туда являлся лишь частью общей странности.
В электричке она читала или, глядя в окно, придумывала текст, который необходимо было написать, и по приезде писала его сразу начисто. Это было бы невозможно, будь она за рулем.
В общем, Тамара ни разу не пожалела о своем неумении водить машину.
Статья о «Путешествиях Живаго» в электричке придумалась легко и, как обычно, сразу вся, от первого до последнего слова. Вчера в музее на Волхонке Тамара долго разглядывала большой дубовый шкаф со старинными путеводителями. Он стоял прямо у входа, рядом с фотографиями, сделанными доктором Живаго – не выдуманным, а настоящим. Юный этот доктор успел объездить полмира до того, как революция заперла его в СССР, и на его снимках был Париж, Египет, Лондон, Марокко… Рядом с фотографиями Живаго висели картины Мане, Матисса, Мунка, Фромантена – те же пейзажи, те же страны. И большие старинные фотокамеры стояли в стеклянных витринах посередине зала, и пестрели афиши бюро путешествий Кука… Все это давало стереоскопический взгляд на мир, и в мире, представленном таким образом, был смысл и стиль.
Об этом Тамара и хотела написать, для этого и искала слова все время от той минуты, когда вошла в вагон на Ярославском вокзале, до той, когда уже открывала деревянные ворота, выходящие на пустое узкое шоссе возле деревни Махра.
Когда-то это называлось пансионатом комбината «Известия» и сюда давали путевки сотрудникам. Потом пансионат зачах, путевки давать прекратили, вывеску с ворот сняли, место стало называться просто Известиями, и приезжали сюда на лето теперь только те, кому по детским воспоминаниям или еще по какой-нибудь непонятной причине оставались дороги эти обветшалые домики на холме под соснами.
Никаких
