лучами вечернего солнца, сохраняло озабоченное выражение. Его глаза поблескивали, отражая свет.
– Его повесят, – облек Питт свои мысли в слова.
– Конечно, – отозвался юрист и сунул руки в карманы, продолжая хмуриться. – Но я пришел не по этому поводу. Вы узнаете все, что известно мне, из завтрашних газет. Я пришел предостеречь вас.
Полицейский в изумлении взглянул на него. По его спине, несмотря на теплый вечер, пробежал холодок. Эрдал закусил губу.
– С обвинением всё в порядке, но многие не верят, что такой человек, как Эдинетт, действительно мог убить Феттерса. Если б мы могли представить мотив, то они, возможно, признали бы такую возможность.
Он посмотрел Питту прямо в глаза.
– Я имею в виду не простых людей с улицы – те будут довольны тем, что правосудие свершилось… Может быть, даже будут рады тому, что человек, занимающий столь высокое положение в обществе, ответил перед правосудием точно так же, как могли бы ответить и они сами. Такие люди не нуждаются в том, чтобы что-либо понимать. – Прокурор слегка прищурился от солнечного света. – Я имею в виду людей уровня Эдинетта. Людей, облеченных властью.
Питт все еще не понимал, куда он клонит.
– Если они не отменили вердикт, – сказал он, – значит, признали, что он виновен и что судебное расследование проведено без нарушений. Они могут испытывать к нему жалость, но что им еще остается делать?
– Наказать вас за вашу смелость, – ответил Джастер, криво усмехнувшись. – И возможно, меня тоже, если они решат, что моя роль в этом деле достаточно велика.
Под порывом теплого ветра затрепетали листья каштана, и из его кроны вспорхнула стая скворцов.
– Они, наверное, проклинали меня на все лады, когда я давал показания в суде, – сказал Томас.
Его лицо залила краска гнева при воспоминании об обвинениях, высказанных в адрес его отца. Удивительно, но, как выяснилось, это до сих пор могло причинять ему душевную боль. Томас думал, что все осталось в прошлом и давно забыто, и его поразило, с какой легкостью открылась вновь эта рана.
Сумрачное выражение не сходило с лица Эрдала. Его щеки покрывал легкий румянец.
– Мне очень жаль, Питт. Кажется, я сделал все, чтобы предостеречь вас, но не уверен в этом до конца.
Суперинтендант ощутил в горле комок, и ему на несколько мгновений стало трудно дышать.
– Что они могут сделать?
– Не знаю, но Эдинетт имеет могущественных друзей… недостаточно могущественных, чтобы спасти его от виселицы, но они наверняка примут эту потерю близко к сердцу. Мне очень хотелось бы сказать вам, чего конкретно следует опасаться, но я не знаю.
По глазам и слегка опущенным плечам юриста было видно, как сильно он переживает.
– Это все равно ничего не изменило бы, – возразил Питт. – Если бы вы отказались выступить в качестве обвинителя,
