заявила, что, если ей еще раз придется ковыряться в заднице индейки, им всем не поздоровится.
Итак, я подарил Пандоре глиняную пепельницу в форме рыбки, которую сделал на уроке труда (хотя накануне уже вручил ей массивный золотой браслет за 2 фунта 49 пенсов), а она мне – ваучер в «Маркс и Спенсер», чтобы я мог купить новых трусов. Синтетика горит на моих… да… В общем, мы поблагодарили друг друга, а потом минут пять целовались. Я не хотел увлекаться, иначе мы бы кончили родителями-одиночками… только не в выпускном классе школы! Это было бы несправедливо по отношению к ребенку – мы оба учимся, а его куда девать?… Э-э… так о чем я, собственно?… Вспомнил. Когда мы прекратили целоваться, я заговорил о моих жизненных устремлениях и планах. Пандора, закурив вонючую французскую сигаретку, слушала меня серьезно и внимательно. Я произнес пламенную речь о красоте и изяществе, которых нам стало особенно не хватать после того, как отменили половину поездов из экономии. Обрушился на многоквартирные башни и центры досуга и закончил словами: «Пандора, любовь моя, ты поможешь мне в деле всей моей жизни?» Пандора блаженно потянулась, лежа на моей кровати, и ответила: «Ты еще не сказал, в чем состоит дело всей твоей жизни, cheri[6]».
Я склонился над ней и произнес: «Пандора, я хочу посвятить свою жизнь победе красоты над уродством, правды над ложью и справедливости над богачами, загребающими все денежки себе в карман». Пандора бросилась в ванную, где ее вырвало, столь сильный эффект произвела моя речь. Откровенно говоря, у меня у самого немного увлажнились глаза. Пока Пандору рвало, я разглядывал свое лицо в зеркале гардероба и заметил явные перемены. Там, где когда-то мелькала неуверенность юноши, ныне просвечивала бычья твердость зрелого мужчины. Пандора вышла из ванной.
– Господи, дорогой, и что с тобой будет, ума не приложу! – покачала она головой.
Я сжал ее в объятиях и заверил, что со мной все будет в порядке:
– Путь мой, возможно, каменист, но я пройду его босиком, если понадобится.
Нашу глубоко символичную беседу прервала моя мать банальным вопросом, сколько ложек сахара положить Пандоре в какао. Когда мама потопала вниз по лестнице, я воскликнул в отчаянии, обращаясь к возлюбленной:
– О, спаси меня от мелких буржуа с их пошлым беспокойством о еде и напитках!
Мы попытались продолжить беседу, но нас опять прервали: теперь мой отец принялся издавать отвратительные рыгающие звуки в ванной. Он такой неотесанный!.. Не может умыться без того, чтобы не вызвать в памяти двух кабанов, спаривающихся в дождевой луже. И как так получилось, что я оказался плодом его чресел, просто уму непостижимо! Если честно, иногда я думаю, что я плод вовсе не его чресел. Когда-то моя мать близко дружила с одним поэтом. Он не зарабатывал поэзией на жизнь; днем он разводил личинок мух, а по ночам, заперев личинок в сарае, клал перед собой стопку дешевой бумаги и писал стихи. И очень неплохие, одно из них даже
Дорогой
