фуфайку и потянулся за бестселлером, лежавшим на тумбочке. (Лично я не читаю бестселлеры из принципа. Это мое твердое неписаное правило: если массам нравится, значит, мне наверняка не понравится.)
– Папа, а как выглядел Эрни Крэбтри?
Отец с хрустом раскрыл книгу и зажег вонючую сигарету.
– Маленький, жирный, один глаз у него был стеклянный, а еще он носил рыжий парик… А теперь проваливай, дай почитать спокойно.
Вернувшись к себе, я обнаружил, что Пандора с мамой завели один из тех тошнотворных разговоров, которыми так увлекаются современные женщины. Они сыпали словечками вроде «нераскрытый», «потенциал» и «идентичность». Пандора стрекотала про «окружающую среду», «социальную экономику» и «шовинизм». Я вынул пижаму из ящика комода, сигнализируя тем самым, что их разговор меня утомил, но ни та ни другая не поняла намека, и мне пришлось переодеться в ванной. Когда я вернулся в комнату, она была полна дыма от французских сигарет, а дамы взахлеб трепались об Общем рынке и относительности каких-то «молочных квот».
Я попытался переждать, наводя порядок на столе и складывая одежду, но они продолжали трещать, сидя по разные стороны на моей кровати, даже когда я улегся в постель. Когда же они добрались до крылатых ракет, я был вынужден вмешаться и попросить всеобщего разоружения, мира и покоя.
К счастью, пес ввязался в драку с шайкой уличных собак и матери пришлось разнимать представителей собачьей породы, орудуя шваброй. Я воспользовался возможностью пообщаться с Пандорой.
– Пока вы с моей матерью болтали о всяких пустяках, я формулировал весьма важные идеи. Я решил встряхнуть все общество.
– Хочешь устроить вечеринку? Новогодний маскарад? – оживилась Пандора.
– Нет! – заорал я. – Я хочу основать политическую партию… ну, скорее, движение. Оно будет называться Движением Моула, членский взнос – 2 фунта в год.
Пандора поинтересовалась, что она получит за два фунта в год.
– Дискуссии на самые волнующие темы, стимуляцию – как творческую, так и разную другую… в общем, много всего, – ответил я.
Она хотела еще о чем-то спросить, но я закрыл глаза и притворился спящим. В моих ушах звучал мерный стук ее тяжелых ботинок, когда она на цыпочках шла к двери и спускалась по лестнице. Вот так родилось Движение Моула.
На следующее утро я проснулся с эпической поэмой в голове, она буквально рвалась из мозгов на волю. Даже не почистив зубы, я сел за стол и принялся лихорадочно писать. Прервался я лишь раз, когда пришел книготорговец. Но я отказался от энциклопедий, которые он пытался мне всучить, и вернулся к столу. Поэма была закончена в 11.35 утра по Гринвичскому времени. Вот она.
Еда дымилась на столе,
Напитки стыли в баре,
Печенье и огурчики
Поэтов поджидали.
Артисты обещали быть,
Флейтисты, трубачи,
А пианисты ехали
С шарлоткой из печи.
Писатели
