собственно, доехать до Туры невозможно большую часть времени, так как даже дороги туда не ведут. Только с холодами люди расчищают зимник, и этого события, как праздника, ждут целый год.
Я не буду рассказывать о непростом быте местных жителей, этом ежедневном выживании посреди пустоты, вы можете почитать об этом и сами. Летом край бывает безбожно красив, все так, но для меня годы жизни там, хоть и не были плохи, слились в памяти в бесконечную череду лютых, непредставимых для жителя центрального региона зим. Обжигающий холод, лёд и снег, и где-то посреди этого иссиня-белого пространства – затерянная даже во времени горстка еле тлеющих окон домов, вот что такое наш поселок. Белого вокруг столько, что иногда, лишь бы увидеть яркие краски, хотелось ногтями выцарапать собственные глаза.
Цепь событий, о которой я готов вам рассказать, началась одной из таких вот сибирских зим. Из отдаленного поселка, продираясь сквозь снежную стену, в райцентр по полузанесенному зимнику ехал автомобиль. По такой погоде, да на легковушке – почти самоубийство. Водитель, скорее всего, гнал. Водителем был мужик, везший заболевшую дочь в нашу больницу. Его отговаривали кто только мог, но никакой санавиации нет в наших местах, а заболевшая не пойми чем девчонка буквально за пару дней превратилась в тень. Местный фельдшер в недоумении только разводил руками. Отчаянный мужик положил ее на заднее сиденье и стал прорываться к нам – в нашей больнице был даже педиатр. Неслыханная роскошь, говорю без малейшей иронии. Была бы у него хотя бы «нива»… Скорее всего машину попросту сдуло с дороги, и он разбился о кучу лежащих метрах в десяти бревен. Нашли его на следующий день, когда ветер подутих. Пришлось раскопать сугроб, в который превратилась машина. Его ноги зажало от удара, на окоченевшем лице застыл крик, а в рот набился снег. Двери – нараспашку. Девочку не нашли в машине. Пошла за помощью для папки, но что больная полуголая пацанка могла сделать ночью в буран? Короче, прочесывали сопки еще несколько дней (участвовал и я), но так и не нашли тело. Может и слава богу, так я тогда думал.
А через месяц кто-то подбросил видеокассету в ящик для предложений у горадминистрации, где я работал кем-то типа зама и секретаря местного руководства. В том же здании сидело заксобрание, а в отдельной пристройке – вся немногочисленная местная милиция, и с одним опером мы водили дружбу: выпивали время от времени беленькую то у него на кухне, то у меня (чаще у меня, я жил один с тех пор, как мать отошла, а он человек семейный). От этого опера я и знаю некоторые детали дела, которые никогда не оглашались, плюс не вздумайте недооценивать сарафанное радио в таких маленьких городках. Короче говоря, я видел эту кассету. Лучше бы не видел, это тошнотворное тревожное чувство меня преследует, я не могу забыть, хотя и хотел бы. Запись велась в темноте, единственный свет давала яркая подсветка самой камеры. Запись была ужасно пересвечена и с характерными искажениями, камера тряслась. Видео состояло из серии съемок, на которых
