в следующую минуту удивленно вымолвил он. – Глазам своим не верю! Вы в Италии? А где же Эвелина?
Герцог покачнулся и без сил рухнул в кресло.
Бартоломео Контарини изумленно посмотрел на него и с запинкой произнес, обращаясь к своему венецианскому кузену:
– Как ты сказал? Герцог Монлери?
Граф Энрике, также немало пораженный калейдоскопической быстротой, с которой разворачивались события, решил, что пришло время вмешаться:
– Мой друг, герцог Монлери, – внушительно сказал он, указывая Бартоломео Контарини на сидевшего в кресле, прикрыв глаза, бледного герцога, – воевал на стороне Тевтонского Ордена в Литве. Он был тяжело ранен во время той самой большой битвы, название которой я не помню, но в которой рыцари Христовы потерпели поражение, и затем, очнувшись, обнаружил, что потерял память.
В глазах растерянного графа Бартоломео Контарини забрезжило понимание.
– Так он ничего не помнит?
Герцог открыл глаза.
– Я помню то, что я герцог Монлери. Я знаю это. Как знают мои слуги и моя тетка.
Бартоломео Контарини задумчиво смотрел на него, словно оценивая степень его искренности.
– Я тоже помню, что в Мальборке вас звали князь Острожский, – мягко возразил он. – Вы были послом польского короля и его близким родственником.
– Час от часу не легче! – пробормотал герцог, откидываясь на спинку кресла. – Не мог же я раздвоиться, в самом деле!
Граф Энрике снова подошел к бару, налил всем вина, вложил один бокал в руку герцога, протянул второй кузену Бартоломео и предложил ему усаживаться. Тот без возражений сел в кресло рядом с камином, отпил подогретого с пряностями вина и снова посмотрел на герцога.
– Я уверен, что не ошибаюсь, – сказал он. – Такого человека как вы трудно спутать с кем-то другим. И потом, разве вы не помните, как спасли мне жизнь?
– О боже! – герцог с усмешкой взглянул на графа Энрике, замершего с бутылкой в руках у бара. – Это все ты накаркал, Энрике, с твоими вечными шуточками о скелетах, выпадающих из семейных шкафов.
– Я всего лишь имел в виду этот портрет, – возразил граф Энрике, защищаясь.
– Портрет? – рассеянно переспросил граф Бартоломео Контарини, сосредоточенно размышляя о чем-то своем.
– Да, портрет.
Герцог испытывающе смотрел на итальянца. В полутьме кабинета его красивое лицо с темными искристыми глазами, бледное, словно высеченное из камня, показалось графу неправдоподобно правильным и совершенным, словно лик статуи античного Аполлона, которую Бартоломео Контарини видел когда-то на развалинах Парфенона.
– Я уверен, что знаком с девушкой, очень похожей на ту, которая изображена на портрете, – услышал он голос герцога, который заставил его очнуться.
Бартоломео удивленно вскинул на молодого
