видимо, следует уточнить, что срывы Почтеннейшего всегда носили спонтанный характер, и каждый из них продолжался минимум две недели, по истечении которых следовал примерно такой же протяженности период полупринудительного рехаба в ведомственной клинике.
В этот сложный период его типовой «рабочий» день выглядел следующим образом: сначала в служебное помещение проникало тяжелое этаноловое амбре, и лишь за ним внутрь вплывало тело самого Почтеннейшего, будто ведомое кем-то на незримом поводке. Почтеннейший входил в кабинет, плотно закрывал за собой дверь, и через мгновение из-за нее слышался звук отпираемого сейфа, где помимо надзорных производств и прочих документов всегда лежало, как он говорил, «лекарство». Подлечившись, Почтеннейший какое-то время имитировал оживленную трудовую деятельность, каждые полчаса наведываясь в сейф, однако, как правило, к обеду его не становилось. Мы аккуратно грузили его остов на заднее сиденье «служебки» и отвозили домой, куда на период срывов переезжала его престарелая мать, так как жена с сыном давно жили отдельно. После дежурного рехаба Почтеннейший снова возвращался в трудовые пенаты, получал, наверное, сотое китайское предупреждение от нашего строгого, но справедливого шефа и продолжал работать. А работать, к слову, он умел. И каждое новое утро начиналось так же, как раньше:
– Доброе утро, почтеннейшие.
– Утро доброе, Почтеннейший.
Спустя несколько месяцев все повторялось точь-в-точь, но все настолько привыкли к этому порочному свойству его личности, что уже не обращали на него внимание. Более того, мы жалели Почтеннейшего и всячески его поддерживали в период неизбежной посталкогольной депрессии, так как человеком он был хорошим, всегда помогал дельными советами и постоянно подкармливал наши активно растущие, но малоимущие организмы продуктами питания, а также горячительным содержимым его поистине бездонного сейфа.
Тем временем, нашу некогда монолитную троицу разметала судьба, принявшая обличье начальника отдела кадров конторы. Сначала Сашку, потом Вову, а затем и меня забрали в облпрокуратуру, распределив в разные отделы и управления. Там мы провели несколько бесполезных лет, попутно взрослея, матерея, а также осваивая азы аппаратных игрищ и прочих бюрократических забобонов.
Отношений с Почтеннейшим мы практически не поддерживали, случайно пересекаясь лишь по работе или во время учебных семинаров, которые на государственной службе выполняют функцию своего рода мессы – одни и те же люди говорят об одном и том же (именно поэтому на каждый семинар я брал с собой «Маятник Фуко», искусно маскируя книжку под ежедневник).
Иногда, правда, из «альма-матер» до нас докатывались слухи, что, дескать, Почтеннейший – «опять», но мы по привычке воспринимали их спокойно, так как уже знали, что существуют механизмы, обратить вспять которые не стоит и пытаться.
Несколько бесполезных лет прошло быстро. Мы чуть повзрослели, обрели
