приятные вещи. Мы получили пять по геометрии или нашли сто баксов, или нам сказали, что нас все равно возьмут в луна-парк, и так далее. Всегда, когда с нами происходят приятные нам вещи, наш мозг вырабатывает сам себе эндорфин и тихонечко там радуется в своей черепной коробочке, и мы заодно с ним, потому что человеческая личность тоже живет где-то там, в мозгу… Так вот, мы начинаем чувствовать себя счастливыми не потому, что нашли стодолларовую бумажку с портретом улыбающегося дядьки Бенджи, а потому, что мы сами себе скомандовали, что найти сто долларов – это хорошо, и мозг по команде начал вырабатывать эндорфин и там ты с ним в обнимку, оба стали резко счастливые, не на всю жизнь, конечно, так, на некоторое время, но, тем не менее – счастливыми! Ну и вот, все, все, что мы делаем в этой жизни, по большому счету направлено на то, чтобы кайфовать от выработки эндорфина в мозгу. И уровень кайфа зависит не от произошедшего события, а от нашего, а в данном случае твоего отношения к нему. Найди ты два цента, ты был бы счастлив?
– Не особо…
– А сто долларов? А тысячу?
– Конечно, о чем речь!
– Так вот в том-то и дело, что Рокфеллер бы за ста долларами даже и не нагнулся. Хотя Рокфеллер бы как раз бы и нагнулся, но разогнувшись, он не был бы счастлив, понимая, что пока он нагибался, его контора заработала за это время ему еще тысячу, а он всего сто, и он посчитал бы, что остался в убытке, и еще больше бы расстроился. Но дело не в этом, а в том, что событие с вами вроде одно и то же происходит, но ты вырабатываешь эндорфин и кайфуешь, а он нет, ему надо как минимум миллион найти, чтобы он хоть какое-то удовольствие получил.
– Ну, ты сравнил… с Рокфеллером, – этот пример меня явно никак не зацепил и ни в чем не убедил, и тем более в том, что надо скакать от радости от того, что я знаю, что мне скоро светит по предмету о черчении дурацких треугольничков.
Видя, что меня не проняло это сравнение, Джимми не сдался, а поискал кое-кого поближе:
– Хорошо, ты знаешь Энди?
– Того слепого пацана с улицы Роз? – уж с ним-то Джим точно не сможет меня сравнивать – парень с рождения ничего не видит, ходит с палочкой и ста долларов не найдет никогда, поэтому эндорфин ему вообще не светит ни при каких вариантах.
– Да, он самый, – не унимался Джим. – Так вот, ты лежишь тут и стонешь о своей тройке, и не замечаешь всей этой красоты кругом – солнца, неба, травы. А Энди всего этого никогда не видел и вряд ли когда-нибудь увидит. А если бы и увидел, то наверняка сошел бы с ума от счастья. Он бы получал удовольствие от разглядывания каждой травинки, каждой букашечки и ее какашечки, он получил бы такую дозу эндорфина, что поначалу был бы самым счастливым мальчиком на земле. Но у него никогда этого не будет, а ты уже это все имеешь и не хочешь быть счастливым! А он никогда не будет иметь, и, тем не менее, он все равно пытается быть счастливым – я вчера шел по его улице и видел, как он сидел на скамейке перед своим домом, читал книгу для слепых и улыбался. А потом две маленькие соседские девочки взяли его за руки и бегали с ним по дороге,
