Затем появилась и женщина в сари лет тридцати – видимо, жена смотрителя.
«Это верх человеколюбия – растить детей на кладбище…» – подумал Лавров.
– Намасте! (непальское приветствие. – Авт.) – послышался издалека старческий голос. В сторону ворот, виляя между растущими на кладбище тропическими деревьями, шёл приземистый непалец в одежде из горной козы и шапке «дакка топе», напоминающей нашу пилотку, – обязательный атрибут костюма большинства непальских мужчин.
«Ишь ты! На кладбище живёт, а с одеждой всё в порядке. В Бутане такого не встретишь, там о нарядах из животных и думать нечего», – отметил про себя Лавров, рассматривая смотрителя. Одежда из горной козы является в Непале едва ли не самой дорогой.
В руках у старика была связка ключей, которая звенела при каждом его шаге. Он что-то сказал жене и детям и они послушно двинулись в глубь кладбища.
Лавров засунул букет цветов под мышку и с молчаливым достоинством поприветствовал кладбищенского сторожа неглубоким поклоном со сложенными у груди ладонями. Старик приближался, беспрестанно причитая:
– Я иду, иду! Я немного хромаю. Теперь я уже не такой шустрый, как раньше.
«По тебе не скажешь», – думал Виктор, глядя на уходящих вдаль жену старика и их детей.
«Небойкий» старик перехватил взгляд Лаврова в сторону семьи и что-то громко закричал, спрятав клюку под мышку и захлопав в ладоши. При этом женщина и дети пустились почти бегом. Смотритель с досадой, как бы жалуясь, посмотрел на Виктора.
– Жена совсем обленилась. Пора заводить помоложе… – абсолютно серьёзно произнёс непалец.
– Я пришёл почтить прах Бориса Лисаневича, – объявил Виктор, оставляя последнюю фразу старика без внимания.
– О-о-о! Лисаневич! Вы его родственник? – старик уважительно посмотрел на журналиста.
– Нет-нет. Просто земляк. Я из Украины! – пояснил Виктор.
– Как хорошо вы поступаете. Все, кто приезжает из вашей страны, должны навещать Лисаневича, потому что этот великий человек открыл Непал для всего мира!
– Я, собственно, для этого и пришёл, – ответил Лавров, глядя на свой букет.
– Я вам, конечно, покажу могилу Бориса, – угодливо произнёс старик, – всего за две-три… четыре рупии.
– Так сколько? Две, три или четыре? – сказал журналист, вынимая из кармана портмоне. При этом глаза старика оживились.
– А какая цифра вам больше всего нравится, мистер?
Виктор, улыбаясь, смотрел на сторожа. «Ты только смотри! Прям, как в Одессе. Сколько это стоит? – А сколько у вас есть?»
Лавров покопался у себя в бумажнике, собрал четыре рупии и дал их старику. Получив деньги, многодетный отец с легким поклоном спрятал их в карман своего сурувала (непальских штанов. – Авт.) и бойко затараторил:
– Вот,
