ноября месяца. Кроме обнаруженных ныне указных грамот Владимирской и Галицкой четвертных приказов, аналогичный юридический акт был направлен 30 ноября 1627 г. из Казанского Дворца в Тобольск воеводам князю А. А. Хованскому и И. В. Щепину-Волынскому, дьякам И.Федорову и С. Угоцкому.[32] Грамоты этого типа рассылались центральными ведомствами Российской державы в течение еще довольно продолжительного времени: одну из них великолуцкии воевода В. А. Третьяков-Головин получил из Государева Разряда лишь 25 декабря того же года.[33]
Разрядные записи, наряду с воеводскими отписками с мест о получении грамот первого, вполне обычного, образца, сберегли для науки бесценные свидетельства практического применения положений ноябрьского указа 1627 г. в повседневной жизни обширной державы. Так, 4 декабря в Москве прошло показательное аутодафе сочинений Кирилла Ставровецкого: рукой столичного дворянина Г. И. Горихвостова[34] были сожжены «на пожаре» шестьдесят экземпляров рохмановского Учительного Евангелия за обнаруженные в нем «хульные и мерзские слова» и «еретичество» самого автора.[35] В том же месяце все найденные книги «Кирилова слогу» предали огню у себя в городах воеводы Верхотурья[36] и Тобольска.[37] Костры из писаний «крамольного» украинского теолога, несомненно, пылали в ту пору в каждом уездном центре России, где только местным властям удавалось отыскать его произведения.[38]
В другом случае городовым воеводам присылались из столицы грамоты несколько иного содержания: изложение ноябрьского указа в них было дополнено подробным пересказом предшествовавшего ему правительственного распоряжения, выпущенного в октябре того же года. Причем одно из главных требований законодательного акта середины ноября 1627 г. – проведение повальной конфискации исключительно книг Транквиллиона – в «объединенных» указных грамотах уже распространялось на все украинско-белорусские печатные издания безотносительно времени их выхода. Отныне провинциальным администраторам надлежало «заказ крепкой учинити, чтоб однолично литовские печати никаких книг Кирилова слогу нихто у себя не держал, опричь московские печати».[39] Столь очевидное расширение сферы применения ноябрьского постановления «великих государей» позволяет говорить о введении совершенно новой юридической нормы, которая могла быть принята лишь в следующем совместном указе. Его текст и передавали грамоты такого нетрадиционного вида. Предназначалось данное постановление, вероятно, для рассылки воеводам порубежных с Речью Посполитой городов, где издавна велась крупная приграничная торговля. Помимо Москвы, это был, пожалуй, единственный регион страны, куда местные и иноземные купцы регулярно привозили на продажу весьма значительные партии украинских и белорусских печатных изданий, отчего опыт проведения их массового изъятия у тамошних владельцев заведомо предполагал его завершение с ощутимым положительным результатом.
См.: РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Столбцы Сибирского приказа. Д. 13. Л. 37–40. «Приписал» грамоту в Тобольск дьяк Приказа Казанского дворца И. И. Болотников. Кн. А. А. Хованский вместе с дьяками И. Федоровым и С. Угоцким были на воеводстве в Тобольске в 1626–1628 гг.; И. В. Щепин-Волынский отправлял там должность воеводы с января 1627 по 1628 г. (Барсуков А. П. Списки городовых воевод… С. 236).
Содержание приказного акта, посланного из Разряда в Великие Луки, известно по отписке стольника Головина от 28 января 1628 г. (РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Столбцы Московского стола. Д. 38. Л. 132–137).
См.: Боярская книга 1627 года. М., 1986. С. 81. Вызывает недоумение попытка Т. А. Опариной отождествить его с дьяком Патриаршего Дворцового приказа Г. Ивановым (Опарина Т. А. Иван Наседка… С. 167, 316. Примеч. 79).
См.: Дворцовые разряды, по Высочайшему повелению изданные II Отделением собственной Е. И. В. Канцелярии. СПб., 1851. Т. 2. Стб. 821–822. По-видимому, в Москве обязательной конфискации из церковных и частных библиотек подлежали лишь сочинения Кирилла Транквиллиона, напечатанные в «друкарнях» Литвы. Все другие украинско-белорусские издания, судя по перечню выморочного движимого имущества казначея П. И. Волынского ("|"1641 г.), оставались в полном распоряжении своих владельцев-москвичей на протяжении всего периода гонений на кириллическую книжность Речи Посполитой (РГАДА. Ф. 1209. Столбцы по Вологде. Д. 38194. Лл. без фолиации. Напечатан: Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII века / Сост. А. В.Антонов. М., 2003. Т. 3. № 568. С. 497–498. Выражаю признательность А. В. Антонову, любезно указавшему на этот документ еще до его публикации).
См.: ШишонкоВ. Пермская летопись: Второй период 1613 по 1645 г. Пермь, 1882. С. 276.
См.: Ромодановская Е. К. Русская литература в Сибири первой половины XVII в.: (Истоки русской сибирской литературы). Новосибирск, 1973. С. 27. Ср. примеч. 21.
Ср.: ИсаевичЯ.Д. Преемники первопечатника… С. 145. Об указных грамотах с текстом первого совместного постановления «великих государей», отправленных в другие города, см.: Опарина Т. А. «Книги литовской печати»… С. 147. Примеч. 7.
РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Столбцы Московского стола. Д. 38. Л. 129. В данном контексте под изданиями «Кирилова слогу» следует понимать все без исключения книги «литовской печати»: использование столь необычного эвфемизма было явно навеяно преамбулой царского указа первой половины октября – ноября 1627 г., в которой Кирилл Ставровецкий обвинялся в тайной «порче» едва ли не абсолютно всех памятников украинско-белорусской кириллической книжности (документ № 6).
