но на другое выражение… «вместо того чтобы изучать задницу Марра», я не решился. (Смеются с К.) Ну вот.
К.: Поразительно.
П.: Ну, в общем, это было очень сердитое антимарровское выступление.
З.: Она сохранилась? Сохранился у тебя текст?
П.: Может быть, сохранился, но под руками нет. Наверное, сохранился даже черновик. И когда Сталин выступил, вот некоторое время я его любил, потому что хотя он многое и неточно сказал, и неверно, но все-таки он сказал важную мысль, что то, что изучают компаративисты и изучали весь девятнадцатый век, и мои учителя, – это истина, вот. Опять-таки скажу, как реагировала на это большевистская рать. У нас в Мосгорпединституте – я уже преподаватель – преподавала марксизм-ленинизм Грекова. Не И. Грекова, которую вы любите, а И. Грекова, к которой вы относитесь с заслуженным презрением. Это И. Грекова, которая написала книгу «Моя жизнь», и предисловие к ней написал Максим Горький, всячески ее расхваливал, но что писала она, а что писали за нее, трудно сказать. Она батрачка, и вот Горький все это рассусолил: «Она настоящая батрачка, а сейчас пишет книги». Боже мой, какая это была преподавательница! Совершенно безграмотная. Студенты страшно любили ее лекции, потому что наперебой друг перед другом записывали глупости, которые она сказала (К. смеется). Я вот думаю, если они уничтожили их, то это очень жаль, потому что это надо как… марка этой фирмы, глупости невероятные. Ну, я сейчас не вспомню, и это неважно.
У нас был другой, когда я был еще студентом, преподаватель тоже, из ГПУ, сотрудник ГПУ. И он не имеет никаких знаний, но он нам читал марксизм-ленинизм… практические занятия все-таки вел. И вел в таком духе: «Деборин был меньшевик, и потом он переметнулся к большевикам, но Ленин всегда учил: „Как только он начнет нести меньшевистскую вредную ерунду, сейчас же его хватать и тащить в тюрьму!“» (Усмехаются с К.) Ну, в общем, марксизм всегда преподают убогие. И вот это опять-таки, когда таким языком преподают… Итак, значит, чтобы закончить с большевистским языком, который тоже ранил. Я – учитель, наблюдаю за дисциплиной, хожу по коридору той школы, где работал. Две умницы удивительные, Макеева – Чихачева (я даже их фамилии запомнил), подходят с лисьими улыбками ко мне на перемене: «Михаил Викторович, а по-русски можно сказать: „Мы вырешили эту задачу“?» Я думаю: «Ах вы язвы! Это же просто цитата из „Краткого курса…“», который я, между прочим (в сторону реплика) (с расстановкой), я экзамены по этому курсу сдавал одиннадцать раз, и поэтому я знаю, где что написано. Я говорю: «Вы так не говорите». Лисички ходят-ухмыляются. Еще раз подходят ко мне – я уже в страхе. «Михаил Викторович, а можно сказать: „И эту теорию похоронили в гроб“?» (К. смеется.) …Они обе были Лиды… я говорю: «Лиды-Лиды, вы так не говорите». Хитрюги, только усмехаются. Ну, в общем, их поистине надо бояться было, но они, правда, не говорили, что я развенчиваю «Краткий курс партии».
К.: А кто «Краткий курс…» писал?
П.: Сталин, Сталин.
К.: Сам Сталин?
