И всё.
П.: И всё. «Мне поручил Леонид Ильич ответить вам. Ответ на ваше письмо читайте в газетах», то есть никакого ответа, по существу, нет. <…>
П.: Я не стал скрывать в комячейке. Не знаю, вы знаете или нет, Елена Андреевна, но я сказал, что я послал письмо в ЦК Брежневу с просьбой амнистировать Синявского – Даниэля, я ничего незаконного не просил.
Т.: Какие это годы, Елена Андреевна? Шестьдесят шестой?
К.: Шестьдесят шестой – шестьдесят пятый, вот, наверно, так.
П.: Ну, партийная организация об этом знала, я не скрывал.
Т.: Это тогда, когда шел судебный процесс.
П.: Когда они были уже осуждены.
П.: Я просил амнистировать, поскольку я не мог просить, там, прекратить процесс или что-нибудь еще. Вот.
Т.: А вы не знали Синявского? Андрея Синявского?
П.: Я лично их не знал. Вот так. Никто на заседании партячейки даже не обратил внимания, настолько это казалось естественным.
К.: Это смотря где, Михаил Викторович. На филфаке была другая ситуация, их всех заставляли там подписывать какое-то письмо.
Т.: В университете.
П.: Это было все равно очень им плохо, потому что их сокращали и так далее. Эта ситуация вовсе не была лучезарной.
К.: Да.
К.: Конечно.
П.: Так, значит. Ну, мне это прошло. У меня все время было такое впечатление, что эти блюстители партийности – это отбросы. Приезжал Якобсон…
Т.:…Роман.
П.:…во время первого… в Москве, на самом деле IV съезда славистов 1958 года. У нас вышло четырехтомное исследование «Русский язык советского общества».[2] Вокруг Якобсона толпился народ, ну, я подождал, пока схлынет, и вручил ему эти четыре тома, мы подписывали его. Подходит ко мне Катков, такой носитель большевизма в Институте русского языка: «Вам не кажется, что это не отвечает достоинству советского ученого – стоять очередь к Якобсону?» Конечно, он приехал после долгого отсутствия, конечно, к нему многие хотят подойти и что-то сказать, конечно, мне пришлось ждать, когда какие-нибудь пять-шесть человек отойдут. Вот. «Вам не кажется, что это не отвечает достоинству советского ученого?» (Пауза.) Чтобы с этой темой тоже кончить. Нет, я еще буду о Аванесове говорить.
З.: Сейчас. Я два слова скажу только. Сергей Иванович Катков был заместитель директора нашего института, такой сверхпартийный человек.
П.: Да. Ну, и вот я все время встречал, что блюстители этой партийности – это отбросы, как лекторы в Мосгорпединституте, так и так называемые ученые. Я думаю, что Катков все-таки был ученым, он издал какие-то рукописи, документы шестнадцатого – семнадцатого века. (Затяжная пауза.) Ну вот, значит. В это время Рубен Иванович Аванесов, мой замечательный учитель (о котором сейчас не буду говорить, потому что слишком много), написал в пятьдесят шестом году фонологическую работу, исследование, труд, где пытался пересмотреть фонологическую теорию москвичей. Рубен Иванович со мной разговаривал много, но я считаю, что это снижение уровня, и прямо ему сказал,
Точное название «Русский язык и советское общество». М., 1968.
