сепаратисты, которым соседушки не жалея золота сыплют… Или усмирение творческих порывов соседей. Папа со смехом описывал случай, когда тиронские военные пересекли границу поодиночке и без оружия, собрались в условленном месте, а взамен подкупленного мастера-кузнеца их горячо встретили наши пограничники, следившие за «чистыми помыслами» с самого пересечения оными границы.
– Дорогой, не думаю, что Санни это интересно, – строго заметила мама.
– Но мне интересно, – несмело возразила я.
– Но ей интересно, Ами, – поддержал меня отец.
– Разумеется! – вспыхнула мама и слишком сильно звякнула чашкой о блюдечко, едва не расколотив хрупкий фарфор и забрызгав белоснежную скатерть чаем. – Сначала она слушает твои бравые рассказы, а потом разбивает статуэтки о головы молодых людей! Веррас, одумайся!
– Это… вышло случайно, – прошелестела я, не зная, куда деваться.
– Только это меня и утешает! Не хватало еще, чтобы ты сделала это нарочно! Риннар Шариден – достойный юноша из старинного рода, а ты…
– Уверен, что на то были веские причины, – мягко вклинился в монолог разгневанной супруги отец. – Не правда ли, Санни?
Я с трудом сглотнула. С одной стороны была мама, до глубины души потрясенная моим неприличествующим леди поведением, с другой – папа, которому хватит и намека, чтобы Риннару жизнь медом не показалась, невзирая на весь его род и заслуги оного перед короной… И что полагалось делать оказавшейся под перекрестным огнем мне, которой было жаль и себя, и родителей, желающих мне только добра, и даже Шаридена, которому, если честно, и без того мои слезы с лихвой отлились?
– Это была случайность, – упрямо повторила я, стараясь не ежиться под пристальными родительскими взглядами. – Глупая случайность, в которой никто не виноват.
– И Шариден? – прищурился папа.
– И Шариден, – твердо ответила я, не опуская глаз.
Не знаю, поверили мне или нет, но вопросов больше не последовало, а разговор вернулся в прежнее беззаботное русло. Но я все равно чувствовала себя преступником, помилованным в последнюю минуту перед казнью; прятала заметно дрожащие руки, отвечала невпопад, потеряла всякий интерес к булочкам и в итоге была признана уставшей после дороги и учебной недели и отпущена к себе. После обеда меня ждала запланированная мамой прогулка по городу, которая наверняка затянется, и я действительно решила отдохнуть, чтобы с честью выдержать это испытание.
И я его выдержала. И бесконечные магазины, и визит к знаменитому не только в Освэре портному, обернувшийся ворохом листочков с эскизами и отрезами тканей, от которых рябило в глазах, щебетанием дородной дамы в моднейшем платье, вырезы и разрезы которого балансировали на грани приличий, и заверениями в том, что на Девичьем балу мне не будет равных, отточенными до последнего слова на сотнях таких же наивных клиенток.
Домой
