хоть какую-то пользу этот нелепый разговор принес – поблекшая было при упоминании ректора Ритта повеселела, ожила и на занятия убежала в приподнятом настроении. Я же, официально освобожденная от посещения лекций, осталась в одиночестве. Дождь за окном нашептывал колыбельную, тяжелая после бессонной ночи голова клонилась к подушке, но я упрямо не поддалась. Вместо этого набрала книг и, разложив их в изножье кровати, погрузилась в чтение. В одном Ритта права – с учебой мне проблем хватает, так что проводить свободный день в лености я просто не имею права. К тому же в забитую знаниями голову лишние мысли не лезут, что сейчас было высшим благом.
Но спор с усталостью оказался делом неблагодарным, и я все-таки уснула, не дочитав главу о математических методах прогнозирования ближайшего будущего.
И снились мне ровные ряды ощетинившихся копьями цифр; они маршировали, печатая шаг, и земля тряслась от их поступи, а ткань времени, соприкасаясь с острейшими жалами наконечников, рвалась, подобно тончайшей бумаге. Где-то там, в прорехах, сияло летнее небо, шумела неширокая прозрачная река, и седобородый мужчина ласково и грустно улыбался бегущей по травяному берегу девчушке с двумя туго заплетенными рыжими косицами… Края прорех вскипали зеленым, медленно сходились и заживали… Заживали криво, смешивая небо и реку, сминая рыжую девчонку с искаженным от ужаса лицом.
Очнулась я в холодном поту, дрожащая, с пересохшим горлом. Руки не слушались, и вода из графина по большей части попала на пол, а не в стакан. Никогда бы не подумала, что это так сложно…
Наверное, я поспешила покинуть лечебницу. Неприятная слабость разливалась по телу, ощущение засасывающей пустоты, пережитое во сне, не отпускало. Усталость никуда не делась, наоборот, усилилась, будто я и не спала вовсе. И я решила сходить к мэтрессе Ноллин. Кто еще, как не она, сможет дать совет?
Возможно, небольшая прогулка пойдет на пользу, тогда и наставницу беспокоить не придется.
Одевалась быстро, путаясь в подоле и рукавах форменного платья. Непривычно непослушные пальцы не гнулись, и мелкие пуговки стали настоящим испытанием, которое тем не менее я прошла. Скрутив волосы в узел на затылке, я остановилась перед тусклым старинным зеркалом, занимающим стену возле двери, и окинула себя придирчивым взглядом. Осунувшаяся, с синяками под лихорадочно блестящими глазами, из медово-карих ставшими какими-то желтыми; кожа бледнее обычного, и веснушки, с которыми матушка безуспешно боролась с самого моего рождения, налились просто-таки вызывающей рыжиной. Хорошо еще, что их не так уж и много… Леди вообще неприлично иметь веснушки, и несчастливым их обладательницам строго предписывалось наносить на нос толстый слой пудры. От нее, к величайшему матушкиному огорчению, у меня начиналось сильное раздражение кожи, и от подобных ухищрений пришлось отказаться.
В общем, леди из меня выходила исключительно неприличная, с какой стороны ни посмотри.
Показав унылому отражению язык, я переобулась в высокие ботинки,
