такой не девичьи одеяния рвать, а вражеские латы; вместе с ребрами, выворачивая последние из тел. Рука, переходящая в бицепс настолько громадный и естественный, что его даже смешно было сравнивать с выращенными искусственно в залах бодибилдинга. Лешка напряг его; совсем немного, и сам испугался результата. Бицепс, а может, трицепс – или как там его правильно называют – теперь едва ли смог бы объять двумя руками мужик средней комплектации.
– Так я и дам обнимать себя мужикам, – чуть не рассмеялся обалдевший от увиденного Сизоворокин, – а вот этой красотке?!..
Он опять повернулся к Оре Весны, одновременно вскакивая на ноги. Вскочил одним стремительным и плавным движением, о каком стосорокакилограммовый бухгалтер Алексей Сизоворонкин раньше не смел даже и мечтать. Из тряпки, в которую превратилось одеяние Оры, он тут же соорудил платок, и протер им вспотевшее от умственного напряжения лицо. Да и кто бы не напрягся, увидев себя в обличие Геракла, каким его изображают в учебниках истории. Лешка еще к месту и закон сохранения масс вспомнил (или открыл?). Так что сейчас его сто сорок килограммов были горой мускулов, способной сокрушить все вокруг.
– Вокруг?! – он, наконец, оторвался от лицезрения божественной Оры и огляделся.
Это действительно был дворец. Нет – Дворец! Именно так повелел называть свое жилище громовержец Зевс. Сизоворонкин вспомнил о молнии, что прервала его натужный бег по темному пустырю; оценил мощь и скрытую силу бородатого мужика, сидящего на троне посреди огромного зала, вдоль стен которого сидели и стояли не менее колоритные представители местной знати. Слуги, или там какие-то рабы не могли с такой надменностью рассматривать Алексея. Кто-то внутри него, а затем и сам Сизоворонкин, рассердился:
– Ну, Зевс, ну другие боги Олимпа! Так че теперь, можно рассматривать меня, как вошь? А я вам не вошь, я вам вот!
Он отбросил в сторону комок ткани и напряг монументальную фигуру, обратив столь же гордый, и даже немного снисходительный взгляд сразу ко всем богам, но прежде всего, конечно, к Зевсу. И тот перестал ухмыляться. Физиономия главного олимпийца стала немного задумчивой, а потом такой хитрой и довольной, что сам собой вспомнился анекдот, о чем Лешка всем и сообщил:
– Слушайте анекдот:
– Бывает, придешь в дом, а там на тебя все орут, ругаются, пытаются выгнать из дома. Ты сперва обижаешься, а потом понимаешь, что это не твой дом…
Видимо, талант рассказчика новому телу передался. Потому что после короткой паузы мелко захихикал отвернувшийся на всякий случай от верховного бога Гермес – темноволосый типчик с хитрым лицом и глазами, шныряющими по углам с навечно застывшим в них вопросом: «Что бы еще тут стибрить?». Это Лешке тоже сообщил внутренний голос, который, как оказалось, знал здесь всех. И Геру, морщившую лицо рядом с супругом-громовержцем, и богиню любви Афродиту, начавшую с интересом поглядывать на рассказчика;
