ии, интересовали главным образом древние письмена, которые предполагалось здесь обнаружить. Румынские власти любезно предоставили нам возможность войти в святилище первыми, оговорив, правда, свое преимущественное право на любые представляющие историческую ценность находки. По слухам, на решение повлияло бытовавшее издавна поверье, что осквернивший святилище навлекает тем самым на себя всяческие бедствия. Собственно говоря, для работы в святилище годились скорее спелеологи, поскольку оно представляло собой пещерный комплекс в северном склоне стоявшей особняком от массива Восточных Карпат горы. Н.Б. заразил нас всех дерзкой мечтой о Великой Фракии, и мы приехали, полные решимости раскопать и предъявить миру бесчисленные доказательства успехов фракийцев во всех областях античной культуры.
Вымывшись и переодевшись после суматошного дня на Черной горе, я спустилась вниз. Мне нравится здесь гулять. Просто бродить вдоль узких длинных улиц, воображая себя маленькой, нарочно затерявшейся среди взрослых девочкой, которую за чем-то послали, но она заигралась и совсем не хочет домой, и все длит и длит свою нарушающую правила, почти сновиденную прогулку, за которую рано или поздно ей влетит.
Меня вернуло к действительности чье-то энергичное восклицание. Смуглый парень из местных засмеялся в ответ на мою растерянную мину и сделал шаг в сторону, ликвидируя последствия нашего столкновения.
– Ты напрасно расхаживаешь здесь одна. На Садовяну совсем не безопасно ночью.
Я остолбенела от наглого «ты», но списала его на особенности здешнего дискурса.
– Не беспокойся, – тем не менее, ответила. – Кажется, я не представляю уже интереса для сексуальных маньяков, а в бескорыстное зло что-то не верится. – Видимо, адекватному восприятию моему визави мешали моя сухощавость и вечерний сумрак.
– О, какая очаровательная наивность! – сокрушенно покачал он головой и протянул тут же руку, которая сжала мою ладонь с неожиданной силой. – Борис.
– Лидия Валентиновна.
Он смерил меня насмешливым взглядом:
– Запомню, Лидия Валентиновна. А как насчет винца под тем же названием? Тут есть неподалеку погребок симпатичный.
Гордо вскинув подбородок, я шагнула вниз по ступенькам ночного кафе. Пусть этот ребенок убедится, наконец, с кем говорит. Пока мой спутник, оживленно жестикулируя, объяснялся с официантом, я, не спеша, его разглядывала. На вид лет двадцать пять, черноволос и красив мрачноватой дьявольской красотой. Мне стало не по себе. Неужели принял за молодящуюся проститутку? Но парень задал до смешного неожиданный вопрос:
– Ты впервые в археологической экспедиции?
Я кивнула.
– Это не так увлекательно, как казалось сначала, не так ли? Во всяком случае, до крупных лингвистических открытий еще далеко.
– Однако мы обнаружили неизвестную ранее письменность, – горячо возразила я.
– По-твоему, какому народу она принадлежит?
– Кое-какие черты роднят этот древний язык с албанским и древнегреческим. Следственно, он относится к гипотетической палеобалканской языковой ветви, которая распалась в III–II тысячелетии до нашей эры. К ней же относят фракийский, иллирийский, фригийский, а также язык пеласгов. Ученые уверены, что в Европе в те времена письменности еще не существовало.
– Иллирийцы? Погоди-ка, не они ли построили Илион, или Трою, в качестве приморской фактории? Или, может, корень «ил» родственен семитскому «эль», обозначавшему в древности божество?
Я пожала плечами:
– Liri на албанском – свобода. Следовательно, прямое значение этнонима – «свободолюбивые». Чтобы доказать другие гипотезы, нужно владеть гораздо большим лингвистическим материалом, чем это возможно теперь. В «Велесовой книге» утверждается, что гонимые кельтами иллирийцы ушли на север, дав начало жмуди, то есть литве, и заложив у озера Ильмень город Новеград. Таким образом, не только албанцы, но и некоторые русские могут называть себя потомками иллирийцев. Кстати, чей потомок ты, Борис? Твой русский слишком хорош для румына.
– Турок со славянскими корнями.
– И какая профессия у турка?
– Не поверишь, но я воспитатель детского сада. Призван рассеять предрассудок, что дошкольная педагогика – сфера исключительно женского труда. Правда, в настоящее время в отпуске. Неженат. Не судим. Без вредных привычек.
Я улыбнулась, подхватив его игривый тон:
– А у меня взрослый сын. Тридцать семь. Злоупотребляю кофе.
– Ах, как вы меня шокировали, мадам! Все это я узнал сутки спустя после вашего визита в наш замечательный городишко.
– Ты меня пугаешь, парень. Неужели наша археологическая возня заинтересовала чью-нибудь разведку?
