в растения, они отрывают рты для таблеток и микстур, моргают глазами, чтобы показать попало им что-нибудь в рот или нет. Им даже нет нужды во вставных зубах, мостах и коронках – им вливают всё в жидком виде!
Как я ненавижу их, как я ненавижу себя! И как пылаю я, и как неистов в святой ненависти! Кажется, я хочу воскресить мертвецов своими криками, но я явно не Иисус, скорее напротив. Или же я слишком скромен: быть может, если через многое время по моей смерти на мои кости кинут покойника, он вдруг оживёт?
Да, наша богадельня давным-давно стала институтом растениеводства. Хоть какой-то остряк обозвал её «Вечной Радостью», как значится на вывеске над входом в парадную, я сам называю её «Вечной Ночью», это ближе к истине – с моей лёгкой руки название прижилось, а старое – почти забылось, истерлось. Не сказать, что это расстраивает мои и без того расшатанные нервы и доводит до горячки, но удовольствия в этом ровным счётом никакого. Целый штат сиделок в белых передничках круглый день занимается культивированием давно засохших стволов, пытаясь поддерживать жизнь там, где её уже не может быть. Судя по их лицам, такая рутина выбивает из них всё человеческое, а сама моя любимая Фрида давным-давно обратилась в некое подобие броненосца или дредноута на суше. Она прёт и прёт вперёд своей большой грудью, круша в клочья все льды и айсберги, попадающиеся на пути, все её действия механизированы, в них нет души, и я думаю, так же ли она ведёт себя вне этих стен. Видимо, также. Это целый мир паровых машин, лампочек, гальванических элементов и чтобы там жить, нужно самому стать Максом Планком и Николой Тесла, человеком, механизировавшим свои жизненные процессы до отвращения.
«Вечная ночь» – это с полтора десятка сиделок, более-менее привычных к медицинскому делу, ангелов, спускающихся к нам с небес, пара подсобных рабочих, сторож и повар, и также два доктора, два пророка и чародея, Моисей и Иисус Навин… Одного уже нет, господина Остерманна, того, кого я неплохо знал, и кто был увлечён моими книгами; он не вынес своего существования и исчез неизвестно куда. Остался лишь один, но ему наплевать на мои книги, да и на меня самого.
Как всё просто – люди и ничего кроме людей! Нет, быть того не может; люди здесь играют куда меньше роли, чем в обыденной жизни. Мы-то уж давным-давно не люди, сиделки, что постарше, ими никогда и не были, а молодые… будут ли. Доктора? Один испарился, второй… Нет, мне не след понимать всё так буквально – если я встречу здесь хоть одного живого человека, то поставлю в известность об этом Красный крест и Лигу Наций.
«Вечная ночь» – вселенная о трёх мирах; мир отживших, Мидгард, второй этаж, где коротаем мы, «овощи», свои дни и ждём предначертанного свыше исхода; божественный мир, этаж третий под самой крышей, куда едва ли возможно пробраться, покуда жив, и где приемная Создателя; и мир обычный – первый этаж, где сиделки стучат ночными горшками и звенят склянками, и повар горланит: «Обед! Обед!». Спуститься на первый этаж вполне возможно, это не возбраняется, возможно и оказаться
