все, – шептала Таня, чувствуя, как высыхают на ее горящем лице капельки дождя. – Не могу больше! Не умею!
Она почти бежала, стягивая ворот платья на груди, и встречные прохожие оборачивались ей вслед.
Пояс Астероидов? Пусть себе крутится, как крутился миллиарды лет! Разбитый планетолет? Наплевать, не жалко, запустят еще! Алёшка Пирогов? Погиб, нет его больше, вообще никогда не существовало человека с таким именем на белом свете! Хватит, сил уже нет, и так сделано слишком много глупостей. Физика… Правильная, беспощадная, безошибочная наука, вот во что надо верить, а не в ночные видения взвинченной непривычными переживаниями взбалмошной девчонки, не в примятый зеленый краут!
Таня поднесла к мокрому лицу видеобраслет. Непослушными губами вымолвила привычный код. Маленький, с карманное зеркальце, экранчик тускло засветился.
– Андрей, – позвала Таня. – Что ты сейчас делаешь?
– Переживаю, – помолчав, ответил тот. – Сурово стиснув зубы, роняя скупую слезу. Мужчинам надлежит переживать в одиночку. А ты?
– Я устала.
– Как там твои проблемы?
– Отвратительно. Все кругом плохо, никто никому не верит, все разучились верить.
«Почему этот дурацкий зеленый краут никак не идет из головы?»
– Ты хочешь утешений? – спросил Андрей, красиво заломив густую соболью бровь.
– Кажется, да.
– Ма-аленькая, – ненатурально ласковым голосом, нараспев произнес Андрей. – Ла-апонька, бедненькая… Достаточно?
«Краут, зеленый краут, примятый зеленый краут…»
– Какой ты жестокий, – пожаловалась Таня. – Мне нужна твоя поддержка, хотя бы чуть-чуть поддержки.
– Знаешь ли, милая, я в своей богатой актерской биографии никогда еще не играл роль костыля, который можно взять подмышку, когда плохо, и отставить за ненадобностью, когда хорошо.
«КРАУТ!»
– Все, – резко сказала Таня. – Я уже в порядке. Благодарю за сочувствие, оно было весьма кстати.
– Танька! – перепугался Андрей, внезапно уяснив, что переиграл. – Я хочу тебя видеть, приезжай немедленно, в любое время дня и ночи, я не костыль, я просто бревно…
Таня встряхнула рукой, прерывая связь. И на миг ощутила холод заледеневшего на сыром промозглом сквозняке браслетного металла.
11.
Вторые сутки Пирогов пытался увидеть Таню. Он силой принуждал себя спать, но теперь ему снилась одна лишь густая, вязкая темнота. Или абстрактные пейзажи в два цвета, черный и белый. Что-то мешало. Быть может, осознание того, что это – больше, нежели просто сон? Но в последний раз он видел Таню не во сне. Просто закрыл глаза – и очутился на Земле.
А теперь ничего не получалось.
Пирогов слонялся по планетолету, как неприкаянная душа. В самых неожиданных местах закрывал глаза и мысленно твердил: «Хочу видеть Таню. Хочу видеть Таню». Потом досадливо махал рукой и, шепча ругательства,
