Какая-то тетка пустила нас, заставила раздеться, разложила на печи заледеневшую одежду, налила горячего чаю.
Мне почему-то тоже с малиновым вареньем…
Я сижу у самой воды,
Всё, что было со мной, забыл.
Я сижу просто так – вот и всё.
Что-то завтрашний день принесет?
Просто так сидеть – ерунда,
Пусть сегодня с тобой беда,
Ты бы лучше считал круги —
Сам чем можешь себе помоги.
Я сижу у самой воды,
Всё, что было со мной, забыл.
Я считаю круги на воде —
Не уверен в себе и в тебе.
В первом отряде
Мне уже тринадцать, и меня отправляют одного в пионерский лагерь, потому что брата недавно приняли в комсомол, и теперь у него совсем другие интересы, он смотрит презрительно на мои сборы, а я завидую ему, хотя внутри где-то нет ни страха, ни обиды, потому что один – это свобода, и первый отряд – это самые старшие, у меня будут новые друзья, которые уже много знают, и о девочках можно говорить с ними совершенно свободно, и когда автобус трогается, я уже знаю, что целый месяц буду взрослым, а когда вернусь – еще взрослее и опытнее во всех отношениях, и в доказательство нас, старших, селят в отдельный корпус, на самом берегу озера Балтым, недалеко от дачи маршала Жукова, куда мы втроем сорвемся в первый же вечер, проберемся к такому красивому терему и будем восторженно и молча глядеть через окно на огромный зал с гигантским камином и зеркалами до потолка, пока нас не спугнет громовой голос:
– Здесь нельзя ходить! Ну-ка, пионеры, кругом – марш!
Дяденька покажется нам великаном, а его собака бешеной коровой, и мы помчимся к себе в лагерь, все трое – Колька Балдашкин, я и красивый мальчик Мишель со странной фамилией Бардюже, а назавтра всё пойдет по расписанию – уборка постелей, зарядка, подъем красного флага, завтрак и прочие пионерские дела, вроде юннатского ухода за кроликами, но это пустяки, совсем не трудно – почистить клетки, нарвать травы, шугануть мелюзгу из второго и третьего отрядов, как вчера нас шуганул охранник дачи, потом подобрать шишки на дорожках, и всё, мы свободные птицы, «личное время», сказала вожатая Вера Максимовна, «а после обеда будем готовиться к концерту, в воскресенье приедут родители», и мы, мигом сдружившаяся троица, пойдем за лагерь собирать черную смородину на кисель для столовой, и там станем шептаться, строить планы и всякие каверзы, вечером зубной пастой девчонок мазать – это обязательно, а в обед… ууу, здорово ты придумал, и мы, сговорившись, садимся вразброд, через три человека, за длинный стол, и каждый поднимает свой край клеенки, получается длинный желоб, и незаметно сливаем туда кисель, который тут же оказывается на другом конце стола, на коленях у зазевавшегося пацана, плаксы и неумехи, неизвестно как попавшего в наш первый отряд, и лишь тогда, получив полное удовлетворение, с абсолютно невинными лицами встаем под шумок из-за стола, говорим «спасибо» подавальщице тете Маше и идем помирать от хохота на улицу, поближе к летней эстраде, где будет сейчас репетиция,
