еще одну осень. Еще один такой же яркий осенний день, как был тогда, много лет назад.
Старое кладбище на окраине Москвы. Здесь, за пределами мегаполиса можно задержать дыхание, побыть наедине с собой. Здесь воспоминания медленно уходят вдаль по тропинке между могилами, и прощальное осеннее солнце смотрит им вслед.
Освобождение, пусть ненадолго, но все-таки. Вдох-выдох, понемногу.
– Пи-и-во! Рыба! Сигаре-е-е-ты! Соле-е-е-ная рыба! – еще на подходе к станции Вадим услышал надрывные голоса местных торговцев.
Голоса летели вдоль перрона, перемешиваясь друг с другом. Поднебесный гул – голос станции. Торговцы напомнили галок на его дереве: тоже кричат, заглядывая в окна проходящих поездов, затем, как по команде, срываются и мчатся к следующему поезду. Снова кричат, снова замолкают, снова бегут и кричат. И так целый день до последней строчки в расписании поездов.
Яркий осенний день. Солнце прочертило длинные линии наискосок, отражаясь от колес поезда и уходя куда-то в даль, в поднебесье. А они все бегали, суетились, словно под крышей Богов. Крыша Богов – это косые линии прощального осеннего солнца.
Вадиму нравилось встречать и провожать поезда. Он знал, что все люди на свете делятся на две категории. Те, что внутри, за вагонным стеклом, они спешат куда-то, и скорее всего, у них интересная жизнь. Счастливые! И те, что на перроне. У них был лишь этот вечный перрон, пиво и соленая рыба. И дом за полями, и каждый день похож на предыдущий, как черные галки друг на друга на дереве под окном. Поезда стали для Вадима чем-то вроде посланников из другого мира или из мира, где все по-другому. Там, за вагонным стеклом, трепетала и манила к себе жизнь.
– Почему я до сих пор здесь? – постоянно спрашивал он себя. – У перронных торговцев – семьи, дети, и все они хотят есть. Они должны быть здесь. Рыба – их последняя надежда прокормиться. А что держит меня? Каждый год говорю себе, вот продам дом и уеду. Но каждую осень слышу одно и то же: «Пиво! Рыба! Сигареты!»
Рыжая собака ткнулась мокрым носом в ладонь. Это особенная собака – она самостоятельная. У всех собак есть хозяева, или если они бродячие, сбиваются в стаи и стараются жить поближе к людям. Рыжая приезжает на поезде сама, выходит, гуляет по перрону, потом садится в тот, что идет обратно, и уезжает. Даже проводники ее знают, привыкли к ней и никуда не гонят.
И если кто-нибудь когда-нибудь напишет книгу о маленькой тихой станции в захолустье, то главным героем станет именно она – самостоятельная собака.
Об остальных обитателях сказать будет нечего.
По понедельникам в офисе автоконцерна все обсуждали бурно прошедшие выходные. Кто где побывал, кто сколько пропил, проиграл, потратил на женщин. Лишь Макс, пожав плечами, отходил в сторону. Сказать ему было нечего.
Действительно, что тут скажешь, когда целыми сутками клеишь обои.
Обои… Макс посмотрел на белую стену напротив и все понял. Вчера поклеил обои, а они отошли
