еще никого не сделали счастливым? Мы должны радоваться тому, что есть, чем кормить детей, и не просить большего».
Кто-то там, наверху, услышал ее слова, и бумага превратилась в снег.
Шел и тут же таял первый снег. И не было ничего красивее на свете, чем ослепительно белый снег на пылающих красных листьях…
Еще один дурной сон, из тех, что снятся, когда засыпаешь и просыпаешься совершенно один.
Кофе показался горьким, с привкусом бумаги, все из-за проклятого сна. И дались ему эти обои! В выходные заняться совершенно нечем, пустота. Нет, неправда. На самом деле его больше ничего не интересовало, все потеряло смысл.
Только одно: каждую пятницу Макс шел в магазин и покупал рулоны обоев. Желтые, голубые, белые, в полоску, в цветочек… – главное не повториться. Он выбирал их так тщательно, словно на века, хотя украшать стены обоям оставалось всего неделю – до следующих выходных. Интересно, что думали о нем в магазине? Что у него шестиэтажный особняк на сто двадцать комнат, и он оклеивает его обоями не только внутри, но и снаружи? Каждая суббота начиналась с издевательств над стенами квартиры. Он, как маньяк, обдирал и клеил, соскабливал и лепил, пытаясь избавиться от запаха прокисшего вина и незнакомых мужчин. Но запах возвращался снова и снова, он жил у Макса внутри, расползаясь при каждом шаге, как неаккуратно зашитая рана.
Мать Макса была настоящей красавицей. Платиновая блондинка с голубыми глазами. Отец безумно гордился тем, что все встречные мужчины сворачивали шеи, когда они втроем шли по улице. А Макс гордился ими обоими, улыбаясь им снизу вверх.
Она начала сильно пить после смерти отца, и глаза ее потеряли цвет.
Маленького Макса часто брала к себе соседка: подкармливала, обстирывала. Мать больше не обращала на него внимания. Часто, приходя из школы, Макс видел незнакомых людей, спящих на полу в коридоре. Мать даже не помнила, кто они и как к ним попали.
Знаете, чем пахнет безысходность? Дешевым вином. В классе Макс всегда садился за последнюю парту, хотя не видел, что написано на доске, и ему приходилось угадывать, часто неправильно. Максу казалось, что и от него сочится кислый запах ободранных обоев и незнакомых мужчин. Уже тогда он старался держаться от всех подальше, понимая, что никогда больше не впишется в этот мир.
Иногда мать приходила в себя, и они долго разговаривали, сидя за столом на кухне. Каким горьким ему тогда казался чай! Безнадежный чай, с привкусом тоски и недоверия. Она начинала плакать и неизменно повторяла, что все будет хорошо, и что в выходные они обязательно пойдут гулять в парк. Но Макс смотрел на ее опухшее, безобразное лицо и догадывался: в парк он попадет не скоро и, скорее всего, не с ней.
А спустя несколько дней все повторялось снова. Заколдованный круг.
Однажды она вскрыла вены. Макс нашел ее в ванной, всю в крови, она бредила и твердила что-то бессвязное о себе, отце и еще какой-то женщине, но он ничего не понял. Ее забрали в больницу.
– Только
