интерната. Герман и Ганс, подхватив коробки с подарками, пошли за ними.
Миновав длинные, серые коридоры, мы оказались в директорском кабинете. Тут был мягкий диван, кресла, розовые гламурные шторы, светильники с вензелями, хороший компьютер и телевизор.
– У меня тут бедненько, но чистенько, – словно извиняясь, пробормотала директриса и вытащила из стола стопку Элкиных книг.
Беда села за стол и стала давать свои первые в жизни автографы. От усердия она покраснела и прикусила губу. Викторина, усевшись в кресле, скептически наблюдала за ней.
– А вот здесь можете написать «дорогой, любимой Марии Ивановне»? – суетилась директриса. – А вот здесь пожелайте мне «феерического счастья», пожалуйста! А напишите ещё, «чтобы в огороде урожай был самый лучший в Бобровниково»! А «вечной молодости» можете приписать? А ещё «здоровья богатырского»! И «чтобы дочка за американского миллиардера замуж вышла»! А мне и наш олигарх сойдёт! Вот здесь, здесь, пожалуйста, напишите про олигарха!
Закусив удила, Беда проводила автограф-сессию. Её ничуть не смущали диктуемые Марией Ивановной маразматические пожелания самой себе, Элка добросовестно воспроизводила их на обложках книг, подкрепляя размашистой подписью. Когда книжки закончились, директриса стала подсовывать ей какие-то календарики, блокноты, папки, тетрадки и даже салфетки.
– А вот здесь вот ещё, – приговаривала она, – Катьке, дочке моей, жилплощади пожелайте квадратов триста…
– Так я ж миллиардера ей уже пожелала! – удивилась Беда.
– А ничего, к миллиардеру триста квадратов не помешают! – захохотала Мария Ивановна. – А вы ещё на шторке мне распишитесь, фломастер по ткани хорошо пойдёт… Ага, и на стеночке, пожалуйста, росчерк поставьте и припишите: «никогда не забуду нашу встречу с Машунькой»!
– Так уж и «с Машунькой»? – недоверчиво глянула на директрису Беда.
– Пишите, пишите, я хвастаться всем буду, что вы подружка моя!
Элка вздохнула и вывела на обоях чушь про радость общения «с Машунькой».
Герман и Ганс во все глаза смотрели на этот спектакль. Я же думал только о том, где бы помыться. Тело после пивного душа чесалось, зудело и липло к одежде.
– А вы, Элла, прямо золотая рыбка какая-то, – сказала насмешливо Викторина. – И мужа-то у вас, и урожай, и квадратные метры попросить можно! Может, подсобите с размером груди?
– Вам, Викторина Юрьевна, грудь ни к чему, – не осталась в долгу Беда. – Это, знаете ли, хлопотное занятие, с ней возиться надо.
– А вам-то откуда знать? – хмыкнула Викторина, забираясь в кресло с ногами. – У вас, вроде с этим тоже не очень…
Я украдкой показал Элке кулак, чтобы она заткнулась. Она скорчила мне рожу, но промолчала.
– Что же вы, Глеб Сергеич, молчали, что у вас жена такая известная и знаменитая?! – обрёл наконец дар речи Герман.
– Да я и сам не знал, что она до такой степени знаменитая, – пробормотал я,
