вернувшись с ночной смены, увидел он, что дверь в их квартиру на втором этаже открыта, а незнакомые люди выносят мебель. Лестничная площадка была уже заполнена, потому эти странные люди ставили тумбочки, кресла, этажерки на крайние верхние ступени лестницы, ставили так, что мебель сама срывалась и катилась вниз. Другие странные люди предъявили какие-то бумаги, которые он должен был прочесть и что-то понять. Но ни читать, ни понимать он в тот момент не мог, ему, как воздуха, не хватало тепла, простого человеческого тепла, и убежал он к бабушке. А бабушка Марфа Ивановна не могла возразить организованным действиям соседа. Она сама подрабатывала, вправляя людям кости. Вывих не всегда врачам подвластен. Вот и шептали врачи безнадёжным пациентам, куда надо ехать. Со всего города приезжал к ней народ. А ещё она коз держала, над домом, на лысой горе, и поила их привозной пресной водой, которую покупала за деньги. Вступись она за внука, кто знает, в какие грехи обратили бы добрые люди её невинные труды. Так и зажили они вместе в её квартире, поправляя козьим молоком хроническое военное недоедание.
– Вот уж верно говорят! – подумал он. – Только бы не было войны, – и понял, что думает вслух.
– Ты с кем это там завоевал? – спросила жена, в комнату заглянув, – а чего в пустой телевизор уставился?
– Включить забыл. Задумался.
– Вот и хорошо. Лотерея твоя уже началась, не успеешь почеркаться. Иди, помоги фарш промолоть.
Ну что ж, придётся субботний тираж в киоске проверять. Вышел на кухню, взялся за ручку механической мясорубки, крутанул, захрустело в утробе её, зачавкало.
– А чего тебя родители Верой назвали? – вдруг спросил жену.
– Вот, опомнился, – усмехнулась она в ответ, – мама верующей была.
– Теперь вон все верующие, – с укором проворчал он.
– Тебе, нехристю, не понять.
Опять на спор нарывается. Не будет он спорить. О чём? Вон как разбушевались люди, стреляют, топчут друг друга злее, чем на войне, и всё это по телевизору показывают, и в том же телевизоре молятся. Прав был отец, когда не позволил крестить сыновей. А то бы он сейчас тоже молился вместе с чертями этими?
– Юрка, ты ручку-то крути.
– А ты налила, чтобы крутить?
– Чего, опять, что ли?
– Не опять, а снова. Плесни для настроения. Нет, стой, я сам.
Сам и открыл холодильник, достойно отмерил дозу в стакан.
– Ну, всё, иди на улицу, сейчас опять курить начнёшь. Я сама докручу.
– Ладно. Будем здоровы! – Выпил, сгрёб со стола зажигалку с пачкой сигарет, пошёл к выходу. Благо первый этаж, палисадник со скамейкой у подъезда обласкала прохлада утренняя. А он и не помнит, когда первую сигарету закурил. То ли на заводе, то ли в ремесленном. До отъезда матери в Нальчик точно не курил, а дальше,
