Николай из этих слов? На какие мысли они его наводили? Эти сложные имена – точно ни на какие. Даты – их он отродясь не запоминал, еще со школьной скамьи. Названия географических точек – те и подавно говорили ему меньше, чем надписи на заборе. Но сама атмосфера, в которой творилось то, о чем писал классик японской литературы, сам дух отважной борьбы и главное – ледяное спокойствие, сохраняемое даже в минуту отчаянной битвы японским правителем – вот это оказывало на психику Николая совершенно умиляющее и умиротворяющее воздействие. Он робел перед такими чувствами и задумывался вот о чем:
«Господи, – думал он, – ведь сколько же времени мы тратим на пустые эмоции…»
Поначалу он испугался таких мыслей – откуда в его голове появляются эти слова? Ведь, реши он рассказать кому-то о прочитанном в таком ключе, малограмотные сотоварищи его просто не поймут! Ах, да, вот откуда… Эта книга, эта волшебная книга открывает в нем неведомый мир высокого интеллекта и тонких познаний… Смотри-ка…
«А японский правитель… Как спокоен он в минуту рокового сражения! Как прекрасно это зрелище. Но отчего же он так спокоен? А оттого, что не страшит его смерть от рук неприятеля и не страшит даже угроза проиграть битву – тогда он всего лишь совершит ритуальное самоубийство, и сможет уйти, опять-таки не запятнав честь самурайского меча и кимоно… И, значит по всему получается, что вовсе и нечему в этом мире его пугать…»
Может быть, он не думал буквально именно так – временами наш разум имеет свойство приписывать себе непривычные качества, возвышая самое себя в своих же глазах. Но общая канва рассуждений, их общий ход были именно таковы.
На секунду он вдруг вспомнил покойного отца – потомственного казака, в минуты сильного хмеля и порожденных им откровений учившего сына: «Казак ничего не должен бояться на этом свете!»
Так по юношеской горячности врезалась ему в память эта фраза, что он делился ею со своими товарищами по школьной скамье и детским вечерним играм на свежем воздухе. И в детских неокрепших умах фраза эта укоренилась и стала чем-то вроде заманчивого киношного девиза. А один из них, казах по национальности (так распространена была эта народность в местах, где обитал Николай Мисима), даже переиначил ее, присвоил и сам повторял на каждом углу: «Казах ничего не должен бояться на этом свете!»
Но Николаю было совсем не жалко этого плагиата, не огорчал он его. Напротив, он даже радовался, что сказанное его отцом слово получило продолжение… «Казак ничего не должен бояться…»
И в эти минуты подумал Николай о том, насколько близка ему культура истинного самурая. Смелость и выдержка были присущи ему с раннего детства, когда он смело, ни о чем не задумываясь и не опасаясь сурового наказания от горячего отца и властолюбивой матери, сознавался им в том, что вымарал дерьмом
