Мисима пошел в церковь. Азэми (тогда еще Нина) давно настаивала на том, чтобы он посетил храм – по ее мнению, в месте отправления религиозного богослужения его мозги окончательно встанут на место, хотя с течением времени она все меньше сомневалась в нормальности мужа; события последних дней показывали его правоту по многим вопросам, в том числе касающимся быта и жизни в обществе. Муж ее постепенно начал завоевывать уважение со стороны односельчан, коллег-колхозников и вообще, вроде бы, жизнь начинала налаживаться. Скудный ум Нины не связывал рост семейного и индивидуального благополучия со знаниями, почерпнутыми из книги великого японца, но и на посещении церкви она больше не настаивала – все и так было относительно хорошо.
Однако, Мисима сам решил сходить в храм. И вовсе не затем, чтобы доказать наивность уже утративших актуальность религиозных чаяний супруги, нет. Ему казалось,.. его не оставляло ощущение того, что чем умнее он становится в бытовом, практическом плане, тем больше ему недостает чего-то изнутри. Чего-то нематериального, духовного, того, что нельзя измерить привычным человеку эквивалентом. Так, словно бы становясь мудрее, он платил за эту мудрость целостностью своей души. Не хватало ему тепла, любви, понимания, сочувствия в том первозданно-девственном виде, в котором нуждается в этих порывах души каждый младенец – не говоря уж о взрослом человеке, чьи потребности в этих чувствах несоизмеримо больше.
Так часто бывает, что за социальный рост мы платим ментальным благополучием. На какое-то этапе своей жизни Ваш покорный слуга заметил, что, чем больше публикую я своих произведений – даже самых пустячных – и чем больше создаю новых – даже самых кратких и, казалось бы, малосодержательных, – тем менее интересным собеседником становлюсь. Я сосредоточиваю все свои морально-нравственные усилия на книге, вкладываюсь в нее весь и словно бы перестаю общаться с читателем (и вообще с людьми) вербально – беседуя с ними только со страниц написанного. Так и с Мисимой – чем больше он духовно насыщался в плане практическом, тем сильнее духовно истощался в плане ментальном. И, если гармонию действий и разума с его стороны можно было считать достигнутой, то о гармонии духа и разума пока не могло быть и речи.
Именно за этим он и решил сходить в церковь. Воскресенье не вполне подходило для посещения – еженедельная служба по обыкновению собирала многих сельчан в стенах храма в этот день, и возможности приватно побеседовать со священнослужителем, чтобы открыть ему свои поиски и метания, могло и не представиться. А потому Мисима выбрал для богоугодного дела понедельник.
Уйдя с дневной смены в обеденный перерыв, он прямиком (правда, оглядываясь по дороге, чтобы никто – не дай Бог – не заметил его маршрута; как-никак, а духовному наставнику всей деревни негоже ходить за советом в подобную организацию) направился в храм Божий.
Подойдя к церковному плетню, увидел высокого и крайне тучного рыжебородого мужчину – еще молодого, но уже невероятно
