блин, заржавело, – пробормотал он озабоченно, затем достал из джинсовой куртки пузырек с надписью «Конопляное масло», вылил в щель ящика, после чего благополучно его выдвинул.
– Полезай, – сказал он Андрею, – а я рядом сяду.
Они забрались, с трудом поместившись, в ящик, причем Андрей явственно ощущал материальную отчетливость Мескалиныча, к тому же от него так разило диким коктейлем лекарственных трав и снадобий, что у Андрея закружилась голова и возникло приподнято-возбужденное настроение, которое у него, как правило, появлялось непосредственно перед тем, как приходили стихи.
– Теперь задвигай что-нибудь психоделическое, – сдавленно пробормотал Мескалиныч, – тогда ящик, словно вагонетка доставит нас куда требуется.
– Объем имеет значение? – Спросил Андрей. Стихи уже рвались из его груди, хоть он пока еще даже не знал, о чем они будут.
– Главное, чтобы они были вдохновенными, а объем тогда сам себя определит. – Сказал Мескалиныч и приготовился слушать. И Андрея поперло, хоть еще минуту назад он даже не представлял, о чем будет сочинять, но так же как перед встречей с Мескалинычем, стихи полились из него совершенно естественно, и хоть и не имели прямого отношения к той обстановке, в которой очутился Андрей, были достаточно психоделическими.
ГОРОД
Я брел по видимости города
И постигал его невидимость,
Пытаясь, словно фалды полога
Оттенки давнего нанизывать.
Я раздвигал пласты истории
И, веря в вечную изменчивость,
Глядел, как внешним знакам вторили,
Стремились обрести очерченность,
Сливаясь из клочков туманного
Строений мертвенные призраки,
Как перекраивались заново
И, словно мыльные пузырики,
Бесшумно множились и лопались,
Напоминая о текучести,
Лачуги, храмы и некрополи,
Скорбя о незавидной участи.
Они вторгались в область зримого
Из тьмы веков и дня недавнего,
Их словно прошлое не приняло,
А настоящее задалило.
Они, не узнанные, высились
И через них сквозили площади,
Они пугали строем виселиц
И успокаивали рощами.
Но в мире ветреном и солнечном,
Где до заката дремлет мистика
В своем обличье мглисто-облачном
Лишь мне показывались изредка.
Так строки вех сиюминутности
Слагались в манускрипты вечности,
Где форма – временные трудности
И только Дух – оплот нетленности.
Наверное, стихи его действительно произвели впечатление где-то там наверху (знать бы на кого), поскольку сразу после того, как Андрей прочитал последние строки, ящичек въехал внутрь гриба (сидящие там еле успели пригнуть головы – вернее, пригнул Андрей, а Мескалиныч
