долго держать руку поднятой. Кто напомнил ему о том факеле – Эдд или Гренн? Сэм и это забыл. Я толстый, слабый, ни на что не годный, и даже мозги у меня застыли. Он сделал еще один шаг.
Шарф, которым он замотал нос и рот, весь пропитался соплями и уже, наверно, примерз намертво. Ему даже дышать тяжело, и воздух такой холодный, что вызывает боль.
– Матерь, помилуй меня, – бормотал он под своей застывшей маской. – Матерь, помилуй меня. Матерь, помилуй меня. – Каждый раз, повторяя это, он делал еще один шаг. – Матерь, помилуй меня.
Его собственная мать теперь на юге, в тысяче лиг от него – живет себе с сестрами и младшим братом Диконом в замке на Роговом Холме и горя не знает. Она не слышит его, как и та, небесная, Матерь. Божественная Матерь милосердна, все септоны на этом сходятся, но у Семерых нет власти за Стеной. Здесь правят старые боги, безымянные боги деревьев, волков и снега.
– Смилуйтесь, – шептал теперь Сэм, обращаясь к тем, кто мог его услышать, будь то новые боги, старые боги или демоны. – Смилуйтесь надо мной.
Меслин тоже молил о милосердии. Почему Сэм вдруг вспомнил его? Он не хотел ничего вспоминать. Меслин попятился, выронил меч и стал кричать, что сдается – он даже стащил с руки свою черную перчатку и поднял ее вверх, как боевую рукавицу. Он еще молил о пощаде, когда мертвец схватил его за горло, вскинул в воздух и чуть не оторвал ему голову. Мертвые не помнят, что такое милосердие, а Иные… нет, не станет он думать об этом, не думай, не вспоминай, только иди, иди, иди.
Рыдая, он сделал еще один шаг.
Споткнувшись о корень под снегом, Сэм тяжело упал на одно колено и прикусил себе язык. Выступила кровь – такого тепла во рту он не ощущал с самого Кулака. Это конец, подумал Сэм. Теперь, когда он упал, у него уже не хватит сил встать. Он схватился за ветку дерева, пытаясь подняться, но онемевшие ноги не держали его. Кольчуга слишком тяжелая, а он слишком толст, слишком слаб и слишком устал.
– Вставай, Хрюшка, – проворчал кто-то, проходя мимо, но Сэм даже не взглянул на него. Надо просто лечь в снег и закрыть глаза. Смерть не хуже всякой другой. Холоднее ему уже не станет, и вскоре он уже не будет чувствовать боли в пояснице и плечах, как не чувствует ног. Он умрет не первым – никто не сможет сказать, что он умер раньше всех. Многие погибли на Кулаке и еще больше потом, он сам видел. Весь дрожа, Сэм отпустил ветку и сполз на снег. Он знал, что тут должно быть холодно и мокро, но почти не ощущал этого сквозь все свои одежки. Снежинки с белого неба сыпались ему на живот, грудь и ресницы. Скоро снег укроет его толстым белым одеялом. Сэму станет тепло, и если зайдет о нем речь, все скажут, что он умер как брат Ночного Дозора. Это правда. Он исполнил свой долг. Никто не скажет, что он нарушил свою клятву. Он толст, слаб и труслив, но он исполнил свой долг.
Он отвечал за воронов – поэтому его и взяли в поход. Он не хотел идти – он так и сказал им и честно признался, что он трус. Но мейстер Эйемон слишком стар и к тому же слеп – поневоле пришлось
