ты делаешь? Ты должен быть рядом со мной.
– Ну конечно, – улыбнулся я. – А где твое место?
Я пошел за ней, обернувшись на заговорщиков. Дуду уже вернулся на свое место, а человек в синем, стоя за колонной, крестился. Я остолбенел. Он перекрестился снизу вверх, как делают некоторые сатанисты. Лора что-то спросила у меня.
– Ты что-то сказала?
– Ты подготовил текст?
– Какой текст?
– Я рассчитывала, что ты прочтешь отрывок из «Послания к Коринфянам»…
Я снова оглянулся направо. Тот тип исчез. Черт возьми! Я прошептал:
– Нет… Если тебе все равно, я…
– Отлично, – сухо сказала Лора. – Я прочту сама.
– Мне жаль. Но я всю ночь глаз не сомкнул.
– Думаешь, я прекрасно выспалась?
Она повернулась к алтарю, а я почувствовал угрызения совести. Я был здесь единственным верующим и оказался не способен прочитать несколько строчек. Но вопросы, которые вставали передо мной, затмили все остальное. Кто этот тип? Что передал ему Дуду? Почему он так перекрестился?
Начиналась служба. Священник, облаченный в белый стихарь, распростер объятия. Чистокровный тамил с широкими, как монеты, ноздрями, черными влажными глазами, полными истомы. Он заунывно заговорил:
– Братья мои, мы собрались здесь сегодня…
Я почувствовал, как на меня опять наваливается усталость. Священник знаком предложил всем сесть. Его монотонный голос все удалялся… Меня разбудил шелест страниц. Все присутствующие листали молитвы. Священник продолжал:
– Теперь мы вознесем третью хвалу Господу.
Надо же было мне уснуть на мессе по лучшему другу… Я бросил взгляд в сторону Дуду. Он был на месте.
– Песнь эта называется «Дивны дела Твои, Господи…». Отрывок начинается со слов: «Всякий человек – священная история, человек – подобие Божье…»
Эти слова, звучавшие в часовне, полной неверующими и лишенными иллюзий полицейскими, отозвались во мне горькой иронией, однако все вторили им нестройным хором.
– Можно я сяду к тебе на колени?
Амандина со своими светлыми косичками под шоколадного цвета шапочкой протягивала мне свой листок:
– Я не могу прочесть.
Я посадил ее себе на колени и запел вместе со всеми: «Всякий человек – священная история…» Я вдыхал теплый детский запах и аромат чистой одежды. И мысли мои потерялись в тумане, где Матье Дюрей – полицейский-маньяк, 35 лет, неженатый и бездетный – брел по дороге в небытие…
Полчаса спустя, после многочисленных несвоевременных звонков мобильных, священник завел пространную проповедь о Евхаристии. Я пришел в ужас: неужели он предложит этой толпе неверующих подойти к причастию? Взглянул на Дуду – он ерзал на стуле, то и дело оглядываясь на дверь. Ясно, что он торопится, хочет уйти пораньше.
Поднявшись,
