сооружение не выдержало и обрушилось под своим собственным весом без моей помощи.
Оно рухнуло вниз на каменный пол с глухим звоном колокола. Я поморщился.
– Что у вас там происходит? – не унимался охранник.
– Игры, – раздраженно откликнулась Астиза. – Смотрю, вы ничего не понимаете в любви!
Я нагнулся и заглянул в камеру Лувертюра. Довольно просторная, футов тридцать на двенадцать, с камином у одной стены, дверью напротив него и узкой койкой, покрытой грубыми одеялами. С койки на меня изумленно взирало угольно-черное лицо. Белки глаз пленника были ярко-белыми и словно светились в темноте. Туссен казался истощенным, больным и в целом довольно дружелюбным человеком с седеющими волосами, толстыми губами, ввалившимися щеками и худенькими, как плети, конечностями. Неужели это и есть знаменитый дамский угодник? А этот его взгляд, в котором светилась покорность судьбе… Он смотрел на мою голову, вырисовывающуюся на фоне неба, с таким видом, точно к нему явился ангел, хотя и не милосердный. Скорее ангел, который может принести долгожданную смерть и избавление от всех мук.
Тут в дверь забарабанили и другие охранники.
– Мадемуазель? Он вас обижает, да?
– Ну как я могу закончить беседу в таком шуме и стуке, идиоты?! – рявкнула моя жена. – Убирайтесь, оставьте нас в покое! Мы играем в разные игры.
Я опустил в камеру веревку.
– Астиза, придвинь кровать к двери. А вы, Туссен, обвяжитесь веревкой.
– Но Итан, он совсем слаб и болен, – покачала головой моя жена. – Ему не подняться.
– Тогда ты ему поможешь.
– Мужчина всегда пропускает вперед даму, – сказал генерал. Голос у него был низким, простуженным. И еще он ужасно кашлял. Проклятье! Да он, того и гляди, помрет! Поднялся Туссен с трудом, словно страдал артритом, потом ухватился за койку и начал толкать ее к деревянной двери в камеру, чтобы забаррикадировать. – Ваша жена – я не прикасался к ней, мсье, – выйдет отсюда первой.
Лувертюр оказался первым джентльменом, которого я встретил впервые за долгое время.
И спорить времени не было. Астиза ловко связала петлю (мы практиковались) и надела ее на себя – так, чтобы веревка обхватывала тело под мышками, – а я, упершись спиной в каменную кладку, начал тащить ее наверх. Она была легче любого мужчины и через несколько секунд оказалась на крыше, рядом со мной. Чмокнув меня в щеку, жена стала озираться по сторонам, вертя головой быстро, как воробышек. Глаза у нее сияли, а на губах играла улыбка. Ей страшно нравится все это, понял я.
Так что неудивительно, что мы женаты.
– Рад, что не слышал, как ты уговаривала их пропустить тебя в камеру, – сказал я ей.
– Просто надо уметь заставить мужчин вообразить больше, чем они могут получить.
Женщины часто практикуют такой подход и постоянно морочат нам голову. Теперь же кто-то из этих одураченных мужчин ломился в дверь и выкрикивал какие-то вопросы. Лувертюр, прихрамывая,
