и теперь остается только ждать, когда за ним придут отец и Шеп.
Еще ночью он перепробовал все известные ему способы выбираться наружу.
Яма была не очень глубока, и если бы в нее попал взрослый, то он, чуть подпрыгнув, мог бы зацепиться за край и подтянуться наверх, при условии, разумеется, что падение было благополучным, и провалившийся остался невредим. Но Мирону, как он ни прыгал, не удалось даже коснуться края.
Перепачкавшись с головы до ног и несколько раз больно ударившись спиной о колья, Мирон оставил эти попытки.
Еще он хорошо помнил рассказ Шепа о том, как тот сам вылезал из волчей ямы, которая была слишком глубока даже для Хранителя. Тогда Шеп, расшатав один из крепких кольев, выдернул его из земли и воткнул в отвесную стену достаточно глубоко, чтобы опереться о него ногой и использовать, как надежную ступеньку…
Еще пару часов перед рассветом Мирон провел в попытках расшатать кол. Но увы… Его детских силенок оказалось совсем мало. Да, кол стал несколько свободнее двигаться туда-сюда, но когда Мирон попробовал вытащить его, ничего не вышло. У мальчика темнело в глазах и слезы текли по щекам, но справиться со своей задачей он не смог.
Оставалось ожидание. И он ждал, тоскуя от своей беспомощности и проклиная себя за то, что так подвел взрослых.
А что если раньше, чем отец, его отыщет кто-нибудь другой?! Страх шевелился в его душе все сильнее и сильнее, рос, становился непреодолимым. Ведь Мироша прекрасно знал, чего он боится. Он давно перестал быть глупым малышом, и от него уже не скрывали ничего. И Мирон знал, чего лешему надо опасаться прежде всего.
Оказаться в руках безжалостных мучителей – это означало конец. Он слышал от старших, что вытворяют с лешими те взрослые страшные люди, которые жили в большущем доме за огромным бетонным забором.
Сжавшись на дне ямы в комочек, Мирон тихо, но горячо зашептал свои жаркие просьбы, обращенные к Нершу. Он молил реку спасти его, надоумить Шепа или кого-нибудь из леших поискать его в лесу…
Мирон всегда боялся обращаться к Нершу за помощью, хотя никому никогда об этих страхах не рассказывал.
Он знал, что не только отец и Шеп любят его, но и все племя считает его своим лешонком. Никогда ни от кого не слышал Мирон упреков или обвинений в том, что он – наполовину человек.
Но сородичи – это одно. Они добры и легко прощают чужую вину, они так часто ошибаются. Великий Нерш – это совсем другое. Он добр и милостив, но никогда не прощает ошибок и ужасных проступков. И мальчик совсем не был убежден, что священная река захочет защищать его. Ведь если говорить откровенно, он был ненастоящий, неправильный леший.
Было время, когда Мирон не задумывался об этом. Но вот как-то раз он услышал от Цьева о том, что лешонок без амулета – это не настоящий лешак, и Нерш вовсе не обязательно будет покровительствовать такому лешонку.
