когда-то слышал. Причем, недавно. Ну, каких-то восемь лет назад. А обещал… Нет, не Горбачева имею в виду, хотя и он был на обещания горазд… Впрочем, не буду придираться: мало ли кто и что мелет языком.
Стало быть, если верить нынешней пропаганде, властная элита (причем, на всех ее этажах) спит и видит, как бы облагодетельствовать ветеранов той войны, к чему подталкивает их дух патриотизма. Например, георгиевскими ленточками. Мелочь, ясное дело, а приятна и она сердцу фронтовика, когда что-то там на его груди мельтешит. Потому что пропахший порохом ветеран воочию убеждается: никто не забыт, ничто не забыто. Счастлив безмерно, короче, фронтовик. Это, если глядеть с колокольни кремлевских пропагандистов, агитаторов и организаторов. А на самом деле? Что, интересно, скрывается за кулисами парадного действа победного спектакля, который разыгрывается теперь ежегодно? Предлагаю взглянуть…
Первый пример.
…В глухой (и давно забытой даже Богом) саратовской деревушке доживает свой век бабушка1. Доживает, можно сказать, в избушке на курьих ножках. Доживает в одиночестве. Есть дочка и внучка, да они далеко, за «бугром», значит. Умоляли бабушку: перебирайся, мол, под наше светлое, теплое и сытное крыло. А она – ни в какую. Упёрлась и все тут: хочу, говорит, помереть у себя и упокоиться в родной земле, а не где-то там, на чужбине. Это – ее мечта. Не единственная, однако главная. А о чем еще-то мечтает русская бабушка?
– Мне, – говорит, – особенного не надо. Я, – говорит, – всем очень довольна. Но, – говорит, – стара уж больно. С дровам, – говорит, – трудненько стало управляться. Самой-то, – говорит, – ни напилить, ни наколоть. А зимы-то, – говорит, – русские – длинные и морозные. Мне б, – говорит, – квартирёшку какую-никакую, ну, чтоб не топить только и воду из колодца не таскать.
Как догадываюсь, старушке обещали и обещают помочь, но… Улита едет, когда-то будет. Это вам не колонны ракет и танков в парадном строю прогнать по площади. А старушечьи годы, между прочим, тают, ну, прямо, на глазах. Чего ждет власть? Ждут, видать, обещалкины, когда старушка оставит сей бренный мир и оставит их в покое, освободит от тягостного обременения.
Иной, читающий сии строки, может и недовольно хмыкнуть: экая, мол, российская диковинка – одинокая бабулька; их, мол, таких-то миллионы; где, мол, на всех-то набраться тех самых «квартирёшек». Все так. Замечательно понимаю всю «остроту проблемы». Но я же не случайно выбрал сей пример, не с бухты-барахты; он – не из разряда обыденных. Можно сказать, саратовская-то старушка – уникум, своего рода, историко-национальный символ «Великой Победы»; старушка та вошла во все кинохроники мира2. Да и в России обожают по торжественным датам показывать знаменитые кадры фронтового оператора, на которых запечатлен поверженный Берлин и жизнерадостная русская девушка-регулировщица в форме красноармейца у Бранденбургских ворот, непринужденно
Жива ли она сейчас, когда готовится книга к печати? Право, не знаю (
Премьер Великобритании Уинстон Черчилль, между прочим, проезжая, остановился, вышел из машины, подошел и ласково обнял.
