заядлый курильщик и ещё более «заядлый» лентяй, без крайней нужды не ударявший и пальцем о палец. Но несмотря на природную заторможенность, он свято выполнял строгий наказ Эдуарда неотступно следовать за мною по пятам.
Последний оборот речи может ввести читающих этот отчёт стажёров в заблуждение: по пятам следовал не Марко, а я. Комичность ситуации была очевидной: впервые оказавшийся в этих краях Марко исполнял роль всеведущего экскурсовода, водя меня, уже в третий раз почтившего своим присутствием уголок юга России, ныне огороженный забором из колючей проволоки, по «памятным местам».
По-немецки «экскурсовод» – «долметшер», что также означает «переводчик». Но я использовал игру слов и за глаза называл Голого группенфюрером – то есть в данном случае руководителем туристической группы, состоящей только из одного человека. Мы с ним облазали весь тренировочный городок в поисках того самого «клина», который, по безграмотному выражению Лаврентьева, должен был в одночасье «вышибить из моей дурной головы амнезию», но так и не обнаружили ничего даже отдалённо похожего на пресловутый «клин». В сортирном бараке мы с Марко успели побывать два раза и не заметили внутри этой «жемчужины» деревянной архитектуры никаких аномальных явлений. Дотошный Марко на правах наблюдающего врача обратил внимание на мой, как ему примерещилось, несколько более жидкий, по сравнению с медицинскими нормами, стул – вот и вся сортирная «аномалия». С чистой совестью Марко сипло протрубил отбой, и мы предались излюбленному безделью.
Цвела весна, стоял сухой и тёплый солнечный день. Лёгкий весенний ветерок иногда поднимал появившуюся уже пыль с обсаженной акациями широкой земляной дорожки, ведущей к большому дощатому, о двух дверях, туалету.
В некотором отдалении от нас, у длинных «кукольных» бараков, копошились Разгребатели – люди одного из отделений нашего Департамента, оприходовавшие, описывавшие, изучавшие и систематизировавшие всё то, что осталось от крепко прижатого нами, смертельно раненного, но, видимо, до конца не ликвидированного баунда дёртиков.
Ничего-то я не вспомнил, прилетев сюда. Вообще-то большая часть информации о тренировочном городке и моих прежних «подвигах» была известна мне благодаря усилиям Шефа и Лаврентьева. Я знал, что сидел здесь в камере вон в том бараке, выходил на плац в качестве «куклы» и пал, «убитый» дёртиком Чмырём, инсценировав свою смерть – применил приём, называемый на нашем профессиональном жаргоне «мёртвый опоссум». Приём очень сложный и небезопасный, но весьма эффективный.
Марко Голый лениво курил, изредка поглядывая на суетившихся в отдалении Разгребателей. Он уже сообщил, что завтра мы перебираемся на старую базу дёртиков, которую я в свое время посетил – тот ещё незваный гость. От этого посещения осталась записанная на мобильник моя беседа с Казимиром Лукомским – учёным, находившимся в плену у дёртиков. Запись я неоднократно прослушивал, почему-то каждый раз с содроганием.
Посвящённый в обстоятельства дела Марко утверждал, что уж там-то, на базе,
