разобраться и только после этого провел к столику.
Впрочем, бдительность молодого человека легко объяснялась при первом же взгляде на зал, заполненный почти одними иностранцами. Бедный студент с испорченным настроением наскоро проглотил осетрину, запеченную в картофеле и сто пятьдесят вина из хрустального графинчика и, даже не захмелев, вернулся к себе.
Его настроение еще больше ухудшилось, когда побеседовал на сон грядущий с профессором, опустошившим уже бутылку и сбившимся на раздраженно-оскорбительный вздор, напоминающий бред. На столе лежала на обрывке газеты горка хвостов и голов от кильки, служившей закуской. Чтобы избавиться от тоски разочарования, Мах разделся и лег спать.
Наутро оптимизм снова вернулся к нему. Его знакомый попросил извинения за вчерашнее, привел в порядок стол, снова был приветлив и вежлив. Мах тепло распрощался с ним и покинул гостиницу, потому что вечером собирался уезжать.
Весь день он бродил по Ленинграду, потом купил билет в стереокино на Невском и решил поискать место, где можно было бы провести время до начала сеанса – больше двух часов. Его внимание привлекло величественное здание с колонами, мелькнувшее в переулке, и он пошел на него взглянуть. Это оказался Русский музей. До его закрытия оставался всего час. Он зашел туда и в одном из залов вновь встретился с Юлей. Если бы ему сказали раньше, что такое возможно, он бы недоверчиво усмехнулся. Это было похоже на везение в карточной игре. Даже сейчас, когда все кончилось, что-то вне их воли было против того, что они больше не виделись.
Он не знал, что сказать от неожиданности, и спросил зачем-то, на чем она приехала в Ленинград.
– На поезде, – ответила она равнодушно и устало.
– А я на самолете. Что-то мы с тобой так странно встречаемся.
– Да, удивительно.
Он с мучительным счастьем смотрел на ее прекрасное, монашески отрешенное от суеты и от него лицо, пребывающее в вечности вселенной и думал: «Вот она манящая, дразнящая и недоступная судьба. Для нее творили художники всех времен, построены дворцы и совершалось все значительное на земле.»
– Я сегодня уезжаю, – сказал он.
– Что так рано? – спросила она, скорее всего, из вежливости. – Ну, ладно, мне туда.
Она кивнула на следующий зал.
– Можно мне с тобой? – спросил он наудачу, внезапно поняв, что ему нечего терять, и что он чувствует терпкий вкус жизни только рядом с ней.
– Нет.
– Почему?
– Я люблю одна.
Они снова расстались.
Она стала изредка сниться ему по ночам, чего никогда не случалось, когда снилась ему наяву.
Тоска о ней стала единственным чувством, заполнившим мир. Он по инерции продолжал жить, двигаться, ездить на лекции
