обернулся, схватившись за сердце.
– Ты так неслышно подошёл, – пробормотал он.
– Ну, босиком это сделать не так уж трудно.
Только сейчас Никита заметил, что Олег тоже не стал утруждать себя одеванием, а поняв, до ушей покраснел. Олег, заметив его смущение, удовлетворённо хмыкнул и прошёл к кофемашине. Нажал какую-то кнопку.
– С меня кофе, – объявил он. – А теперь предлагаю всё-таки пойти и одеться.
Никита эту идею горячо поддержал.
Спустя несколько минут оба уже сидели и усердно орудовали вилками.
– Скажи, Олег, – протянул Никита задумчиво, ковырнув горошину, и поднял на любимого глаза. – Скажи, а нам обязательно надо ждать до вечера? Ты ведь вроде говорил, что у тебя отпуск, и мне на учебу только ко второй паре…
Через месяц в четвёртой комнате появился мольберт Никиты, в паспорте же его отныне красовался штамп о временной регистрации. Регистрации по месту жительства Олега.
Приняв из рук стюардессы чашку кофе, Олег вновь отвернулся к окну. Солнце светило, окрашивая облака мягким янтарно-розовым светом. Робкая нежность осторожно коснулась сердца Олега, вытесняя последние остатки грусти, стирая с лица малейшую тень печали. Никита…
Олег хорошо помнил, как проснулся утром после той первой ночи. Надел трусы, прошёл в ванную, и вдруг, бросив рассеянный взгляд по сторонам, упёр кулаки в бёдра и тихонько хмыкнул.
– Вот маленький нахалёныш, – проговорил он едва слышно со странной смесью восхищения и нежности в голосе.
На стиральной машинке аккуратной стопочкой лежала одежда Никиты – футболка, джинсы, носки – и сверху, прямо поверх этой горки, красовались трусы. Нейтрального белого цвета, вполне целомудренные. Однако выходило, что Никита разгуливает где-то по квартире абсолютно голый. Олег покачал головой и вдруг, весело блеснув глазами и ухмыльнувшись, решительно стащил свои собственные и положил их рядом. Парня следовало поучить.
Город смотрелся в реку, словно красуясь. Будто женщина-кокетка, которая в перерыве между делами успевает бросить беглый взгляд в зеркало. Солнечные лучи, щедро льющиеся с ясного голубого неба, подсвечивали воду золотистыми бликами. Здания исторического центра, выстроившись вдоль набережной, так и манили бросить все суетные хлопоты и просто неспешно пройтись, каждой клеточкой тела впитывая неброскую, но такую степенную и важную красоту.
Сигнал светофора сменился с красного на жизнеутверждающий зелёный, и Никита, миновав перекрёсток, пересёк мост и свернул в переулок. Путь его лежал к современному зданию из стекла и бетона, выстроенному, однако, с некоторой долей претензии на изящество. Въехав под арку, оставил машину на служебной стоянке и, достав с заднего сиденья какой-то прямоугольный свёрток, бережно упакованный в белую бумагу, толкнул дверь.
– Господин Мамаев у себя? – поинтересовался Никита у дюжего охранника, дежурившего у проходной.
– Был у себя, – последовал незамедлительный
