но Зоя молилась. София и ее дочери общехристианские святые, однако в страшную бурю на краю гибели униатка Зоя молилась им как православным святым перед православной иконой. Она не знала, какими словами следует просить помощи у Софии, кажется, вообще не произносила слов, не речами молила – сердцем.
Как долго это продолжалось, тоже сказать не могла бы, Зоя чувствовала такое единение с изображенными на иконе святыми, что забыла даже о буре снаружи. Из глаз сами собой лились блаженные слезы, они очищали душу, и ужас, творившийся снаружи, был нестрашен.
Закончилась молитва тем, что Зоя размашисто перекрестилась – два перста прикоснулись ко лбу, опустились к поясу, а потом… царевна и сама не поняла, почему рука двинулась к правому плечу, как крестятся в греческой вере.
Зоя была униаткой с рождения, ее отец Фома Палеолог всегда ратовал за подчинение греческой церкви Риму, церкви западной. Чтобы не возмущать греческое население Пелопоннеса, и без того не желавшее жить под властью деспотов, он согласился на унию, позволявшую оставить православным свои обряды, но сам их не соблюдал. Возможно, потому Фома Палеолог так легко перешел в католичество и обязал детей поступить также.
Отца давно не было на свете, воспитывавший Зою, Андреаса и Мануила кардинал Виссарион старательно следил за соблюдением ими всех правил и обрядов католической церкви. И теперь с ней отправили папского легата Бонумбре вовсе не ради теологических споров в Москве, а чтобы привела к унии мужа и воспитала будущих детей по закону Римской церкви.
Но сейчас Бонумбре лежал на своем ложе, стонал и проклинал день, когда родился на белый свет. Епископ ничем не мог помочь своей гибнущей пастве, разве что погибнуть за компанию. Зою беспомощность устраивала, все время бури легат не мешал и не вел свои до смерти надоевшие беседы-наставления. Во всем, даже в творившемся на море ужасе, можно было найти свои хорошие стороны.
Мысль об этом царевну даже развеселила. Что было бы, узнай епископ, что она молилась православной иконе? Зое показалось, что строгие глаза Софии смотрели теперь ободряюще. Улыбаясь в ответ, Зоя свернулась на постели калачиком и заснула с прижатой к груди иконкой. Она вверила свою судьбу Господу и Софии.
Проснувшись, не сразу поняла, что произошло.
Рева разъяренной стихии не слышно, качало, конечно, но не так, чтоб о перегородки биться. Зоя прислушалась, не веря своим ушам. Неужели спасены?!
В ее каморку заглянула Гликерия:
– Царевна, буря стихла!
Зоя посмотрела на иконку, прошептала:
– Благодарю, София.
Значит, Господу угодно ее замужество, только нельзя икону прятать. Когда-то она слышала правило страшной Орды: не обижать местных богов, даже чтить их, принося дары. Ордынцы считали, что людей можно запугать, обратить в рабство и увести с собой, можно даже убить, а вот богов, что на этой земле, надо уважать. Хуже нет обидеть местные божества.
Наверное, так не только с богами, он у всех христиан
