улыбнулся в усы. И коням, и людям пора отдохнуть, а лучше Скалы места не сыщешь. И ему, воеводе, есть о чем перемолвиться со старым Збигневом Скальским, что вспомнить за ковшом пива. Оба они из дружины старого круля Земомысла, отца Мечислава – не они ли одни остались из той дружины?
Властислав так спешил, что и не заметил, как при приближении его небольшой дружины испуганно затихали деревни по обе стороны дороги, гасли лучины в хижинах кметов[11]. И что во владениях Скальских сотворилось что-то неладное, понял он лишь тогда, когда Скала встретила его враждебной тишиной и поднятым навесным мостом.
Лет сорок не было такого в этих землях, лежащих в двух конных переходах от Гнезно, под самым крылом Белого Орла Пястов. Не было с той поры, когда Земомысл железной рукой вывел разбойные ватаги и дружины бродячих панов – последышей лихого безвременья круля Попеля. С тех пор люди в здешних землях зажили тихо и мирно. Никому в голову не приходило и дверь-то на ночь засовом заложить.
А тут – поднятый мост.
– Труби! – приказал, не оборачиваясь, пан Властислав. За его спиной Микл поднял к губам рог, набрал в грудь воздуху – и по притихшей округе разнесся гордый и властный голос рога, родовой сигнал Яксичей. Кужел-хорунжий повыше поднял хоругвь с белым на красном орлом Пястов.
За щелями бойниц надвратной башенки мелькнули огни, прогрохотали по дощатым настилам гульбища чьи-то ноги. И, наконец, раздался молодой ломкий голос:
– Убирайтесь прочь!
Пан Властислав ошеломленно покрутил головой в бобровой шапке с фазаньим пером:
– Ты кто такой, скаженник? Или не видишь – мы люди круля!
– Вижу! – отозвался зло все тот же голос. – Я, Яцек Скальский, отлично все вижу и говорю: убирайтесь, или я угощу вас стрелами! Прочь!
– Отвори ворота, мальчишка, и дай мне поговорить с твоим отцом! – загремел пан Властислав.
За бойницами заскрипели натягиваемые луки и глухо гаркнули, распрямляясь. Стрелы вгрызлись в землю у самых копыт коней. Огник пана Властислава попятился и фыркнул – он знал эти звуки и помнил обжигающую боль, которую они предвещали.
Микл за спиной хозяина выругался с беспомощной злобой. Да и пан Властислав чувствовал себя не лучше. Не этого ждал он, не думал, что, вернувшись домой из-за Варяжского моря, будет стоять под запертыми воротами лучшего друга, а его сын будет сыпать в него угрозами и стрелами. Место-то какое… как ладонь. Пся крев, да ведь на них и кольчуг сейчас нет!
– Следующие стрелы достанутся вам! Последний раз говорю! – сквозь скрип натягиваемых луков раздавался тот же молодой голос.
И тут его перебили.
– А ну прочь от бойниц! Яцек, уйди! Убрать стрелы! – голос был женский, и пан Властислав удивленно поднял нахмурившиеся было мохнатые брови.
– Сама убирайся, Ядка! Здесь не место женщинам! – отозвался первый голос, и пан Властислав с изумлением понял, что его хозяин и впрямь мальчишка,
Кмет – в средневековой Польше – крестьяне, в отличие от Руси, где это слово обозначало дружинника.
